Святой и грешница
Шрифт:
Элизабет отправилась домой, погрузившись в мысли. Склонив голову, она смотрела на носки своей обуви, выныривавшие из-под платья при каждом шаге, и думала о минувшей ночи и словах Ганса фон Грумбаха. Она едва не столкнулась с четырьмя мужчинами, спешившими к ступенькам, ведущим к западным воротам собора. Элизабет резко остановилась, чтобы пропустить их. Они даже не заметили ее, ведь она не принадлежала к их кругу! Элизабет посмотрела им вслед. Трое из них были еще молоды, судя по тому, как двигались, и по стройному телосложению. Четвертый, толстячок маленького роста, облаченный в длинный дорогой наряд каноника, отставал от трех молодых людей, поднимавшихся по лестнице.
— Добро пожаловать!
— Рады вас видеть. — Голос показался Элизабет знакомым.
В открытых воротах появились еще три каноника, среди которых был и принимавший ее в своем доме настоятель. Она видела его совсем недолго при свете свечи, а теперь девушке представилась возможность внимательно рассмотреть главу соборного капитула. Он вышел навстречу четверым мужчинам с раскрытыми объятиями, и они обменялись любезностями. Двое из троих молодых мужчин, все еще повернутых к Элизабет спиной, наверное, вернулись из похода, так как были одеты в военные мундиры и пыльные сапоги, а также имели при себе мечи. Третий принадлежал к каноникам, если судить по его длинной одежде. Потеряв к ним интерес, Элизабет отвернулась и зевнула. По возвращении в бордель она с удовольствием легла бы поспать.
Элизабет сделала шаг, но вдруг застыла как вкопанная. Этот голос! Он следовал за ней в ее ночных грезах и не давал покоя даже днем. Теперь этот голос появился из тьмы ее воспоминаний, затем лицо и фигура. Однако сегодня это был уже не сон, не обрывочное воспоминание в ее голове.
Она могла слышать его голос! Слова пролетали мимо ее ушей, она не понимала их смысл, слыша только звук, который помог ей выдержать столько одиноких ночей. Это было спасение? Она отыскала себя и свою прежнюю жизнь?
Он продолжал говорить, но Элизабет была не в силах повернуться или даже пошевелиться.
Поднявшись по ступенькам, мужчины собирались скрыться в соборе. Ей нужно действовать! Сейчас! Пока она не упустила свой шанс навсегда! Но как она могла подбежать к нему, как могла надеяться на то, что все снова будет как прежде? Как смотреть в глаза мужчине из ее прошлой жизни без стыда, если рядом с ним стоит настоятель, презрительно глядя на шлюху, которая минувшей ночью была у него в доме? Что она могла ему сказать? Прости, этой ночью я удовлетворяла папского легата и за минувшие месяцы доставила радость бесчисленному количеству мужчин, но сейчас хочу вернуть свою прежнюю жизнь. И ты мой ключ от нее. Тебя я видела в своих снах. Возьми меня с собой и впусти в свою жизнь, которая была и моей, прежде чем… прежде чем что? Он знал, что произошло? Что отняло у нее ее жизнь и воспоминания? Он рассказал бы ей об этом? А что дальше? Это знание облегчило бы ее муки или, наоборот, усилило их? Спасибо тебе, дорогой друг из лучших моих дней, теперь я знаю, что у меня отобрали, и пойду страдать еще сильнее в бордель, где мне теперь и место. Потому что это то место, куда судьба может забросить, но из которого невозможно выбраться.
Тяжелые ворота закрылись. Внутри зазвучал орган. Голоса каноников становились громче. С поникшей головой Элизабет пошла дальше, тяжело ступая по дороге, пытаясь убедить себя в том, что ее ум сыграл с ней злую шутку. Может быть, это не его голос? Она слишком часто слышала его во сне и нашла в нем утешение. А возможно, это не были воспоминания.
Вернувшись в бордель, она сразу бросилась, не переодеваясь, в постель и накрылась с головой одеялом.
Она бежала через мост, подобрав платье. Во дворе собралось много людей. Он промчался через ворота на вороном коне и спешился. Она слышала его смех и теплое приветствие.
Слезы струились по ее щекам. Все было в прошлом. Сон рассеялся. На мгновение ей показалось, что она вернулась и осмотрела двор и здания вокруг. Минуточку. Это место было ей знакомо. Разве это не?..
— Что произошло? — Чья-то рука подняла одеяло, и перед ней появилось обеспокоенное лицо. — Почему ты плачешь? Что они с тобой сделали? — Жанель присела на край кровати и погладила ее по щеке. — Ты не хочешь мне рассказать? — Француженка внимательно посмотрела на нее. — Он бил тебя?
Элизабет покачала головой и вытерла слезы со щек.
— Нет, он был старый и толстый, и у него не было никаких особых требований. Нужно было… ну, даже помочь ему руками, чтобы возбудить его.
Жанель улыбнулась.
— Да, такое случается. Кем он был? Высокопоставленный священнослужитель, которому не стоит показываться у нас в заведении?
Элизабет кивнула и призналась подруге, что настоятель лично велел привести ее для папского легата.
— В качестве подарка гостю, если можно так выразиться.
Жанель покачала головой.
— Везде одно и то же. Они проповедуют воду, а сами пьют вино. Я это заметила еще ребенком у нашего викария. Он был не только самым толстым мужчиной во всей деревне, но и — всем было известно — отпускал красивым девушкам грехи при определенных условиях. Но что тешить себя иллюзиями? Стоит только посмотреть на крепость, возвышающуюся над нашим городом, и мы увидим, во что церковные мужи превратили учение Бога!
Так они еще некоторое время беседовали, Жанель больше не спрашивала, почему Элизабет плакала, и Элизабет была ей за это благодарна. Она не знала, смогла бы она об этом говорить, а врать подруге тоже не хотела. Разве ее жизнь не была уже двуличной и лживой?
Глава 17
Наступила осень. Небо потемнело, ветер пригнал с запада темные тучи, обрушившиеся ливнями на Вюрцбург. Пролетели дни, когда девушки могли сидеть на улице и наслаждаться завтраком или заниматься своими повседневными делами. Ветер свистел между строениями церкви Святой Гертруды и дальше мчался над лугом и еврейским кладбищем. Теперь они сидели за шитьем и штопаньем у огня при свете лампы, потому что сквозь закрытые пергаментом окна даже днем пробивалось мало света. Девушки начали надевать плотные чулки и накрываться теплыми платками — по крайней мере, когда в доме не было гостей. Жанель, которая быстрее всех замерзала, с удовольствием уступила возможность ежедневно ходить за покупками на рынок и к лавочнику.
— И как тебе может хотеться выйти на улицу? — спрашивала Жанель, дрожа. — Дует ужасный ветер, и в любую минуту может снова начаться дождь. Я слышала гром вдалеке. Ты разве не мерзнешь?
Элизабет закуталась в плотный шерстяной платок и повязала шарф вокруг шеи.
— Конечно, мерзну, когда холодно, но здесь внутри, мне кажется, я задыхаюсь. Темнота и задымленный воздух вгоняют меня в уныние. Хотя бы раз в день мне нужно пройтись под открытым небом, пусть даже пасмурным.
— У меня так же, — согласилась Грет, которая как раз вошла с улицы с красными щеками, и высморкалась. — Ужасная погода! Но я с удовольствием составлю тебе компанию, если хочешь.