Святой и грешница
Шрифт:
— Желаю вам всего доброго и Господнего благословения в праздник. Мы будем молиться, чтобы епископ одумался и отпустил вас.
— Да, помолитесь, — согласился советник. — И скажите моим детям, чтобы не теряли надежды. Я их люблю и скоро к ним вернусь!
Девушки обменялись с ним парой слов на прощание и поспешили вниз по винтовой лестнице. У входной двери Элизабет внезапно натолкнулась на капитана.
— О, извините!
— Что вы здесь делаете?
Элизабет и Грет постарались не показывать, что они виноваты. Грет спрятала пустую корзину под платье. Капитан пришел не один. Вместо худощавого писаря он привел несколько вооруженных мужчин.
Что это значило? Он хотел арестовать их и бросить в темницу к советнику? Но они не сделали ничего незаконного! Или, по крайней мере, ничего такого, что каралось бы так сурово!
— Епископ Иоганн фон Брунн в своей бесконечной милости решил освободить из-под стражи советника Майнталера.
— Что?! — одновременно выкрикнули девушки и недоверчиво уставились на капитана. Он решил жестоко подшутить над ними?
Но он кивнул с серьезным выражением лица и протянул им заверенный печатью документ.
— Сегодня Рождество! Праздник милости и прощения. Как и Господь, наш епископ решил воспользоваться праздником, чтобы показать городу, что он милосердный правитель и город несправедливо от него отвернулся.
— Меня сейчас стошнит, — произнесла Грет едва слышно.
Элизабет наступила ей на ногу. Хотя она была того же мнения относительно чувства справедливости и великодушия епископа, но все же это был неподходящий момент для того, чтобы высказывать такие нелицеприятные мысли о епископе в его крепости.
— Когда его отпустят? — спросила Элизабет.
— Прямо сейчас. Я как раз направляюсь в башню, чтобы поднять его наверх. Если хотите, можете подождать здесь.
Элизабет кивнула.
— Да, мы проводим его до города.
Им не пришлось долго ждать, пока стражники выведут советника из башни. Ганс Майнталер, жмурясь, остановился у входа. В лучах яркого солнца зимним днем он выглядел еще более жалким, чем казалось в темнице. Несмотря на чистую рубашку и новый камзол, муки тюремного заключения были отчетливо видны на нем: грязные щеки запали, волосы и бороду не подрезали и не мыли, наверное, с августа. Одежда болталась на его истощенном теле. Кожа на не покрытых грязью участках приобрела нездоровый желтоватый цвет. Неуверенно ступая, Ганс Майнталер приблизился к девушкам, двумя руками прижав к груди документ об освобождении.
— Не знаю, как вам это удалось, но Бог вознаградит вас за это, — сказал он дрожащим голосом.
Элизабет подхватила его, когда он споткнулся. Как же он похудел!
— Мы ничего не сделали. Епископ помиловал вас.
— Идите уже, — резко сказал капитан, заметив на пленнике чистую рубашку и прикрытую корзину, которая казалась на удивление легкой.
Девушкам не нужно было дважды повторять. Они с двух сторон взяли Ганса Майнталера под руки и повели его в Вюрцбург. Лишь дойдя до его дома, они отступились.
— Бог порой выбирает странные пути, — сказал он, его глаза были влажными. — Сегодня он использовал двух падших ангелов. Я благодарю вас от всего сердца и никогда об этом не забуду. — Замявшись, он посмотрел на входную дверь. — Здесь мы должны попрощаться, вы понимаете?
Элизабет и Грет кивнули.
— Ну, конечно. Желаем вам и вашим близким веселого праздника.
— И он у нас будет. Да, будет! — сказал он и с облегчением рассмеялся.
Глава 18
Никто не мог впоследствии сказать, как возникли эти слухи и откуда взялись — как это обычно бывает со слухами, — но они внезапно появились, и вскоре уже весь город знал об этом.
— Он опять взялся за старое, я вам говорю! — выкрикнула Грет, возмущенно размахивая руками.
— В этот раз приглашенное им, чтобы отстоять свои несправедливые требования, войско еще больше. Скоро мы увидим с крепостной стены, как блестит на солнце оружие.
— Это вина капитула, — сказала Анна. — Он не выполнил условия договора, выплатив только девять тысяч и не явившись на переговоры в Китцинген.
— Ты возлагаешь всю вину на капитул? Возможно, и на совет? — рассердилась Марта. — А кто влез в долги перед господами из соседних городов и промотал все деньги, устраивая развратные праздники? Епископ, не так ли? Он посчитал, что не нужно выплачивать проценты и возвращать одолженные деньги. Нет, эту ношу взвалил на нас он, вынудив подписать договор! Капитул имеет право отказаться от выплат!
— С этой точки зрения — да, — покачала головой Элизабет. — Но совет и капитул заключили с осаждающими договор, который сейчас не хотят соблюдать. Если рассуждать таким образом, то они могут еще раз прийти и напомнить городу об обязательстве.
— Ха! — только и выкрикнула Марта, злобно взглянув на Элизабет.
Грет вскочила с места.
— Давайте сходим на Домштрассе и послушаем, есть ли новости.
Семь пар глаз умоляюще повернулись в сторону мадам, сидевшую немного поодаль и маленькими глотками пившую медовый напиток. Она неохотно согласилась. До вечера было еще далеко, и девушки уже справились со своими обязанностями по дому. Не было никаких причин держать их. Из собственного опыта Эльза знала, какими упрямыми могут быть девушки, если их слишком долго не выпускать из дома. Конечно, она могла заставить их слушаться, но ей было лучше, когда девушки с радостью обслуживали клиентов и при этом ей не приходилось угрожать наказаниями. Кроме того, Эльзе и самой хотелось услышать новости.
— Ладно, идите, только возвращайтесь побыстрее!
Хотя уже началась четвертая неделя поста и первые цветы соревновались друг с другом в буйстве красок, но над Майном дул еще по-зимнему холодный ветер и то и дело срывался ливень из сгущающихся туч. Набросив накидки, девушки быстро прошли по предместью, вышли через ворота и последовали за многочисленными горожанами, которые тоже, по всей видимости, направлялись на Домштрассе.
— В этот раз они не пойдут на переговоры, — услышали девушки часто посещавшего бордель кожевника. Его собеседника они тоже знали: ткач приходил только тогда, когда находил кого-то, кто, по крайней мере, угостил бы его вином.