Святой Илья из Мурома
Шрифт:
Тем легче было Ярославу с ними справиться. Ибо жив и поныне сатанинский умысел и завет: уничтожай всех, кто привёл тебя к власти, тех, кто видел тебя не в силе и славе, но в слабости и кто мнит себя твоим помощником и даже равным тебе. Новгородцы вошли в пустой Киев. И — «погоре церкви».
Вернулись язычники, которых православный Киев никогда бы терпеть не стал. Дружина малая новгородская, в сражении истаявшая, противу Киева и князя нового киевского Ярослава была беззащитна. А Ярослав киевлянами усилился.
И поступил он по-княжески, по-государственному, как истинный политик,
Странные совпадения, странные параллели: на Альте разбит Святополк, неподалёку от того места, где был убит Борис, в Муроме, где был князем Глеб, убит Кукша...
Сам Святополк бежал после битвы на Альте в Польшу, которая в 1032 году разделилась на части и перестала быть для соседей угрозой.
Сказывают, Святополк Окаянный до сего не дожил: сошёл с ума ещё по дороге в Польшу и умер от угрызений совести. Трудно в это поверить. Хотя, может быть, совесть новая, православная, и стала мучить Святополка, увидевшего глубину своего окаянства? Но что же тогда Ярослав не умер от угрызений совести? Он ведь пролил кровь ближайшего сродника своего, подарившего ему власть и престол!
Однако современники не сомневались, что Святополка замучила совесть. Так считали все. Потому что все уже знали о заветах православных, с ними соизмеряли жизнь свою и ведали, что ежели поступки человеческие с этими заветами на совпадают, тогда и является отмстительница незримая, вездесущая и страшная — совесть. Спасён от неё бывает лишённый совести, то есть не имеющий в душе никаких запретов. Но тут возносится над ним меч Господень, и ежели не он, то дети и внуки его бывают поражены Божиим отмщением. Умерший же от мук совести, от раскаяния, то есть в попытке снять с себя каиново клеймо братоубийцы, ответ держать будет на Страшном судище, и Господь будет его судиею. Самым справедливым и милостивым. Святополк сошёл с ума...
А разве мы знаем, что испытывал Ярослав? Каковы были его страдания? Что передумал он бессонными ночами, когда, прихрамывая на больную ногу, по отцовской привычке мерил шагами княжескую палату в тереме? Какие у него были душевные муки и страдания? А они были! И в этом не сомневались современники.
Мы ведь многое понимаем не так, как они! Скажем, произнося с уважением прозвище Ярослава — Мудрый, мы забываем слова Писания: «Во многия познания и мудрости — многия скорби».
Мудрым же Ярослава стали именовать после того, как он дал народу новому — новый закон, составленный из правил и обычаев старого, размытого в народе новом, народа русов. Потому и именовался закон княжества Ярославова — Русская Правда, а все, кто закону этому подчинялся, стали зваться русскими, хотя племён и языков разных и даже богам поклонялись разным.
Так же и в других землях. Подчинявшиеся закону земли своей, на их языке «тюрк», стали разные народы зваться «турками», постепенно сливаясь в одну нацию, и в иных странах так
Острота ума, а скорее интуиция у Ярослава в том же, в чём и у Владимира. Ярослав умел сделать правильный выбор, то есть угодный народу, угодный Бету Он умел расслышать в шуме дня сегодняшнего голос времени и шёпот смутного народного желания. У Владимира было несколько отступлений от этого своего призвания, потому и становился он рабом обстоятельств, но были и моменты прозрения — в частности, когда он крестил державу Киевскую.
Как политик Ярослав совершил ошибок меньше. Потому и поднял за время долгого правления своего Русь Киевскую к вершине расцвета.
А это ох как непросто! Особенно по первым годам правления. Извечные враги Киева за время княжеской усобицы после смерти Владимира умножились и вошли в новую силу.
Таким старым врагом оставалась Хазария! Не успел Ярослав бестрепетно расправиться с варяжско-языческой опасностью, тут же, почувствовав ослабление давления со стороны Киева, Хазария двинулась в его пределы.
И вот ведь что удивительно! От прежней Хазарии оставалось только название! Другие народы населяли её, среди которых было множество православных, а иудеев, скорее всего, уже не оставалось совсем, умер и язык хазарский, общий для державы сей. Держава, именуемая, как встарь, Хазарией, была совсем другой, чем та, что когда-то давила Киев, и что самое ужасное — вёл дружину родной брат Ярослава — Мстислав! Старший брат — Мстислав Тьмутараканский.
Воспитывались они врозь и даже внешне мало походили друг на друга: худой и нервный белобрысый Ярослав, настоящий викинг-северянин, — и толстый, румяный, глазастый, кудрявый и смешливый Мстислав. Он, в отличие от брата, не был не только мудрым, но, наоборот, простоватым. По-отцовски любил он и жаловал дружину, ничего для неё не жалел.
Дружина влияла на него, как это было принято в те времена и мало изменилось в наши дни. За спиной у каждого вождя и у каждого правителя стоит (невидимый подчас историками) круг людей, которые и влияют на его решения и дела.
Всё изменилось в Хазарии, сменились даже племена и народы, но старое окружение Мстислава — царедворцы, помнившие ещё каганов, остались, и они подталкивали Мстислава к войне. Впрочем, это было не просто столкновение Киева и Тьмутаракани, это было столкновение севера и юга, которое ещё недостаточно изучено. Говорят, что Восток и Запад вечно враждуют, а север и юг?
Мстислав был человеком юга, человеком Кавказа. Он благополучно забыл Киев и Полоцк, откуда его привезли шестилетним ребёнком, и полностью усвоил не только нрав кавказский, манеру поведения, но, казалось, даже внешность. Он любил свою новую родину, любил горы, море, любил и понимал населявший эти места люд. Ему постоянно приходилось воевать с касогами — предками современных адыгов. Но и тут он вёл себя сообразно кавказским законам.