Святые в истории. Жития святых в новом формате. XVI-XIX века
Шрифт:
Родом из села Антилохово (сейчас это Савинский район Ивановской области), он не был знатного происхождения, не принадлежал к высшему обществу и не входил в число царских придворных. Тем не менее он стал старшим другом, а в некоторых вопросах – и советником государя, хотя жил далеко от обеих столиц, в провинциальном Воронеже.
До сорока лет Митрофан Воронежский (в миру Михаил), родившийся предположительно в семье священника, служил приходским батюшкой в храме села Сидоровское Шуйского района.
Он был женат, имел сына, а после смерти жены решил принять монашество. Его сын Иван тоже ушел из села в Николо-Шартомский монастырь, неподалеку от Шуи.
Монашеский постриг Михаил принял в Золотниковской пустыни в честь Успения Божией Матери и был наречен Митрофаном.
Пустынями в России называли монастыри, которые находились в труднодоступных местах, вдалеке от городов. Обитель на берегу реки Золотоструйки как раз и была такой.
Монастырь располагался в красивом березовом лесу (его историческое название – «в Березовском бору новая пустынь Успения Пресвятой Богородицы»). В его стенах Митрофан, скорее всего, и хотел бы окончить свои дни. Но в Золотниковской пустыни он пробыл всего три года и должен был по послушанию перейти в другой монастырь.
«Очень болезную, что мое обещание жить на одном месте не исполнилось», – напишет он позднее в своем духовном завещании, имея в виду монашеский обет пребывать и оставаться на том месте, где принял постриг.
Строгого, образованного, в крепких средних летах монаха быстро заметили и местные крестьяне – прихожане монастыря, и начальствующее духовенство.
Митрофан был поставлен игуменом в Космин Яхромский Успенский монастырь (на территории современной Владимирской области).
Видимо, в характере монаха Митрофана было то, что всегда ценилось в русском народе: сила духа и некая крестьянская основательность, спокойная рассудительность. Он был из тех, кто не говорил, а сразу делал.
Приняв игуменство, Митрофан взялся за строительство каменного храма в честь Нерукотворного Образа Спасителя, а также новых келейных корпусов. Но прежде всего он стал налаживать внутреннюю дисциплину в монастыре.
В середине XVII века в жизни духовного сословия в России царили непорядок и разлад – это видно из многочисленных указов, которыми власти пытались изменить плачевную ситуацию.
В обителях, особенно удаленных от Москвы, наблюдалось «самочиние» настоятелей: по своему усмотрению они селили у себя мирских людей, имели в кельях запасы для пиров. Злостным пороком русского духовенства было и непомерное пьянство.
В описи Космина Успенского монастыря от 1666 года упоминается направленная в обитель грамота царя Алексея Михайловича, в которой говорится: «Игумена Митрофана во всем слушать и почитать, как и в прочих монастырях властей слушают и почитают».
Этот царский наказ свидетельствует о том, что в Космине монастыре с дисциплиной было неблагополучно.
Почти за десять лет игуменства Митрофана в обители многое изменилось: был воздвигнут новый кирпичный храм Нерукотворного Образа, в старых монастырских храмах обновлены иконостасы, паникадила, вся церковная утварь. Для строительства нашлись и камень, и дорогостоящее железо, и мастера, и деньги.
Расторопному, основательному игумену помогали благотворители из окрестных сел и городов, потому что видели: старания Митрофана направлены на то, чтобы богослужения в монастыре проходили благоговейно.
Появились в обители и дорогие книги, например, печатное, богато украшенное Евангелие с позолоченными изображениями евангелистов на крышке. Жители окрестных сел приносили редкие старинные иконы.
Слухи о преобразованиях в монастыре и ее игумене, муже «благоговейном и добродетельном», дошли и до Москвы.
В 1675 году решением московского Патриарха Иоакима Митрофан был переведен на игуменство в обитель Святого Макария Унженского.
На новом месте он с присущей ему энергией и основательностью взялся за внутреннее и внешнее обустройство монастыря, сильно пострадавшего от пожара во время нападений «воровских людей», как называли шайку некого казака Илюшки, дружка Стеньки Разина.
Своей безупречной честностью игумен Митрофан и здесь привлек к монастырю немало жертвователей из богатых бояр и воевод, в том числе и из москвичей.
Особое уважение к игумену выказывал Богдан Матвеевич Хитрово, дворецкий боярин и оружейничий царя Федора Алексеевича, периодически делавший богатые пожертвования, да и не только он один.
В Унженский монастырь перешел и сын Митрофана, Иван, став во многих делах подмогой отцу, – в документах он значится как подьячий Макарьевского монастыря «игуменский сын Иван».
При игумене Митрофане в Унженском монастыре был построен каменный храм Благовещения Пресвятой Богородицы с шатровой колокольней. Храм был освящен 23 июня 1680 года, и в этом же году неутомимый игумен был вызван в Москву и назначен еще и «десятильником» – управляющим Унженской десятиной, в состав которой входили девяносто четыре храма.
Теперь он должен был регулярно совершать пастырские поездки по селам вдоль рек Ветлуги и Унжи и «дозирать святые церкви в ветлужских селах» – прежде всего, нет ли там раскольников…
Всего шесть лет управлял русской Церковью Патриарх Никон, но начатая им реформа по исправлению богослужебных книг и православных обрядов имела долгие последствия.
«Исправа» богослужебных книг делалась в том числе и по новым греческим книгам, напечатанным в Венеции, которым на Руси никто не верил. А после Ферраро-Флорентийского собора, состоявшегося в середине XV века, когда греки подписали унию с католиками, под сомнение ставили и греческие обряды. И когда по велению Никона крестное знамение должно было осуществляться не двумя, а тремя перстами, это вызвало ожесточенный, никем не предвиденный протест.
«К ошибкам в тексте книг привыкли, это понимали. Но чтобы русские обряды повреждены были в сравнении с греческими, этого никак себе объяснить не могли. Для психологии русского консерватизма это было невероятно и непонятно. Такая порча шла бы вразрез с глубоким обратным и вековым (после Флорентийской унии) убеждением москвичей, что отныне именно в Москве, как в III Риме, русские и сохранили подлинную православную старину… В этом вопросе Никон нетактично слепо погнал корабль церковный против скалы III Рима», – анализирует историк и богослов А. В. Карташев глубинные причины возникшего в православной Руси разномыслия, которое получило название раскола.