Свяжи меня
Шрифт:
Он покачал головой.
— Я серьезно, Софи. Мало кто в мире обладает такой способностью любить и быть добрым, как ты. Не говоря уже о твоей самоотверженности и бескорыстии.
Меня согрело его восхищение, но я легкомысленно отмахнулась рукой.
— Я стала практически проституткой, чтобы содержать ферму и учиться в колледже. В таком трудно углядеть героизм.
— Ты сделала то, что должна была, чтобы дать любимым людям то, в чем они нуждались. Не все смогут отважиться на такое ради семьи. Многие бы просто начали жить для себя, оставив отца и брата на
— И стали бы самовлюбленными ублюдками.
— Именно. Стали бы. К сожалению, из таких людей, в основном, и состоит мир. — Он улыбнулся мне. — И это все делает тебя просто удивительной. — Когда я открыла рот, чтобы протестовать, Уильям прижал к моим губам палец. — И не спорь со мной, Софи. Просто прими комплимент, а еще лучше, постарайся принять произошедшее.
— И еще раз, я бы хотела отшлепать тебя по заднице.
— Очень рад это слышать.
Наша беседа текла так же свободно, как и «Мимозы», которые мы продолжали заказывать. Мы разговаривали, пока тех, кто завтракал, не сменили те, кто пришли на обед. Я никогда не встречала никого, кроме своего отца, с кем могла бы говорить так же легко, как с Уильямом. Он искренне интересовался всем, что я ему рассказывала. Ни разу не посмотрел в свой телефон и не вышел за рамки, как большинство знакомых мне парней. Конечно, многие из тех, с кем я встречалась, были примерно моего возраста, а пока мы болтали, я узнала, что Уильяму тридцать два. Почти на десять лет старше меня.
Мне было интересно слушать о нем. Я узнала, что, хотя тот вырос в Атланте, образование и футбольную стипендию он получил в Университете Теннесси. Футбольная карьера закончилась на втором курсе, когда Уильям повредил колено, но он трансформировал свою любовь к спорту в преподавание и тренерскую работу. Я позавидовала путешествиям, которые тот совершил в течение жизни — он отдыхал в Европе, исследовал пещеры в Австралии и Новой Зеландии.
Когда подошло время ужина, возле нашего столика появился нетерпеливый официант. Мне сложно было винить его, ведь мы просидели за столиком много часов. По крайней мере, Уильям подсунул ему пятьдесят долларов, чтобы восполнить чаевые, которые тот мог заработать, обслуживая наш столик.
— Вы готовы получить расчет, господин?
Как только вокруг начало включаться искусственное освещение, Уильям посмотрел в мои глаза пытливым взглядом. И дело было не в том, что заканчивалось наше свидание за завтраком. Дело было в разрыве связи, появление которой ни один из нас не мог предугадать. Мы оба знали, что прощание будет окончательным — я поеду домой, чтобы преподавать, а Уильям вернется в «1740», чтобы найти новую Госпожу.
Так как знала, что он ждет именно моего решения, я сказала:
— Да. Мы готовы.
— Сейчас принесу.
После того, как официант ушел, Уильям подарил мне легкую улыбку.
— Полагаю, это единственный раз в моей нынешней жизни лайфстайл, когда меня называли «господин».
Я рассмеялась.
— Да. Точно.
Он удивил меня, придвинув свой стул еще ближе к моему. Положив одну из рук на стол, другую Уильям забросил
— Подари мне ночь.
От его просьбы мое сердце пустилось вскачь.
— Ты несерьезно.
— Серьезно.
Я покачала головой.
— И что изменит одна ночь?
— Подарит мне шанс быть внутри тебя.
От его слов я резко выдохнула. Независимо от всех тех причин, по которым я не должна была хотеть этого, я жаждала того же, что и он. Увидев его прошлой ночью, почувствовав его, я не могла не задаться вопросом о размере и толщине, о том, как тот будет ощущаться в движении, внутри меня. Блядь, да я мечтала об этом буквально сегодняшнем утром. Несмотря на его слова и мои собственные тайные мысли, решила поспорить и тихо спросила:
— Твой язык был внутри меня вчера ночью. Этого разве недостаточно?
— Нет. Это была просто дразнилка. — В его глазах мелькнула злость. — Только призрак вкуса, прости за каламбур.
С моих губ сорвался смех, немного ослабив окружающую нас напряженность.
— Хочешь пойти в «1740»?
Уильям покачал головой.
— Нет. Хочу побыть наедине с тобой без декораций и сложностей.
Выгнув бровь, я сказала:
— Полагаю, частью этих сложностей является Госпожа Калла.
— Частью, да.
— Это правда, что она хотела отношений с тобой?
— Правда. Но еще больше ей хотелось взять меня под ошейник.
Я не смогла скрыть отвращение.
— Извини, никогда не понимала этой нужды — взять нижнего под ошейник. Сама идея, что ты принадлежишь кому-то, кто полностью владеет твоим телом и мыслями, является для меня странной.
— Кто-то говорит, что обручальное кольцо — это тоже своеобразный символ принадлежности.
— Наверное, в этом есть скрытый смысл. — Прежде чем задать следующий вопрос я заколебалась. — Ты боялся ответственности?
— Мне тридцать два. Я к ней готов.
— Так в чем проблема?
— Она — не та самая.
— Ох, — пробормотала я.
— Чтобы полностью отдать себя кому-то, нужно любить этого человека. И я понимаю, что хотя и заботился о Калле или о Брук в реальной жизни, я не любил их.
— Значит, в конечном итоге ты разбил ей сердце, а когда разбиваешь сердце такой женщине, как Калла, то она становится реальной сукой.
— Да, к сожалению, это так. Но мне не хотелось ее ранить.
Я не могла не улыбаться.
— В это верю. И, вообще, я не верю, что ты можешь хотеть ранить хоть кого-то. Ты как большой милый плюшевый мишка.
— Звучит так, будто я тряпка.
— Нет, Уильям. Ты мужчина, от головы до невероятно большого члена.
— Ну, спасибо, — рассмеялся он.
Поскольку нам необходимо было сменить тему, я сказала:
— Раз мы исключили «1740», то куда ты предлагаешь пойти? Я имею в виду, конечно, я живу в отдельной квартире подвального типа, но это и близко не Темница.
— Мы можем поехать ко мне в отель.