Сын Атлантиды
Шрифт:
Увидев, что девушку уводят, Армус спохватился и спросил у одного из воинов:
– Что сказал вождь?
– Завтра она умрет, – кратко ответил тот.
Сердце Армуса больно сжалось. Он спас эту девушку и теперь нес ответственность за ее жизнь. Юноша узнал в ней родственную душу, поскольку они оба были «детьми луны».
«Ты придешь ко мне – и я буду судить тебя»! – сказал ему тогда Фиццу. Армус затаил дыхание и вошел в шалаш вождя.
– Великий вождь! – тихо сказал он, не осмеливаясь посмотреть тому в глаза.
– Зачем ты привел ее
– Я не мог поступить иначе, – выдохнул Армус. – Она такое же живое существо, как и мы. Я сохранил жизнь оленихе с детенышем. Разве мог я оставить человека, даже если у него другой цвет кожи?
– Что овладело твоей душой?! – вспыхнул вождь. Его бронзовое лицо побагровело от гнева. – Ты преступаешь священные законы! Бледнолицые дважды приносили разрушение на нашу землю! Мы не имеем права допустить третью катастрофу!
– Но ведь я тоже бледнолицый! – возразил Армус. – Почему же меня вы пощадили?
– Потому что Хантий взял над тобой покровительство! А вот эта девушка принесет нам беду! Она должна умереть!
От беспомощности Армус стиснул кулаки. В отличие от остальных ивасэкийцев, ему никогда не удавалось осознать суть их жестокого Закона. Он знал, что «белые люди приносят беду и гибель», однако не понимал почему.
– Значит, девушке ничто не поможет? – спросил юноша в последний раз.
– Ничто! «Дочь луны» видели арваны, а ты спас ее от них. Теперь они думают, что мы скрываем белых людей. Это может стать еще одним поводом к нападению.
Армус знал, что арваны ревностно чтят древний Закон. Для белого человека не было ничего хуже, чем попасть к ним в плен. Не зря имя этого народа переводилось как «красные волки».
– Ты нарушил Закон, Армус, – продолжил вождь. – И я должен наказать тебя. Но я знаю, что сделал ты это не со зла и не из плохих побуждений. Тобой овладела жалость, ты дал волю слабостям, которые присущи всем «детям луны». Я прощаю тебе эту ошибку, но хочу, чтобы ты пообещал больше никогда так не делать. Ты не бледнолицый, Армус! Ты – ивасэкиец! Ты не должен давать волю слабостям!
– Я обещаю, – сказал юноша, пытаясь скрыть разочарование.
Когда Армус вышел из шалаша, его душа наполнилась скорбью.
Он брел через селение, едва переставляя ноги. Люди оглядывались на него с укором, с осуждением. Убитых собирались погребать на рассвете, в их шалашах жуткими какофониями звучали рыданья женщин.
Приблизившись к своему жилищу, Армус не решался войти. Что он скажет семье? Как он посмотрит в глаза отцу? В нем погасли весь его пыл и вся его сила. Вождь был прав! Он, Армус, дал волю слабостям, которые присущи всем бледнолицым. Но как можно оставаться непоколебимым и равнодушным, когда в твоих руках оказывается чья-то жизнь?
Селение утопало в сумерках, и вскоре небо усеялось звездами. Армус поднял голову и предался мыслям. Он не знал, как на самом деле выглядят звезды, не понимал, какая сила удерживает вверху такой большой небосвод, но совершенно отчетливо ощущал там присутствие Кого-то могущественного и мудрого…
«Хантий, – настойчиво размышлял он. – Меня пощадили лишь из-за него, но с тех пор его больше не видели. Хантий. Только Хантий может спасти ей жизнь»…
Где-то вдалеке зазвучала красивая, трогающая душу музыка. Армус слышал ее почти каждую ночь. Звуки были такими тонкими и хрупкими, что сливались с шелестом листвы. Юноша еще в детстве пытался выяснить, откуда они берутся, но оказалось, что никто из ивасэкийцев никакой музыки не слышит. Ее происхождение так и осталось тайной для Армуса.
Из шалаша вышел Аксен. Он снисходительно взглянул на брата, но не решался что-либо ему говорить. Армус ощутил присутствие юноши, и его осенила молниеносная безумная мысль.
– Аксен, могу ли я рассчитывать на твою помощь? – серьезно спросил он.
– Можешь, если это не связано с девушкой, – ответил тот, скрестив руки на груди.
– Аксен, ты единственный, кому я могу доверять, – настаивал Армус. – Помоги мне!
– Почему тебя так заботит ее жизнь? Неужели потому, что она такая, как ты?
– Я не знаю… Наверное, потому, что она человек. И она не хочет умирать, как не хотят все живые существа.
Эти слова немного убедили Аксена, но он был потомственным ивасэкийцем, в его жилах текла кровь предков. Разве мог он нарушить Закон из-за обычной жалости?
Когда Армус озвучил брату свою затею, тот начал отчаянно противиться.
– Ты сошел с ума! Что так помрачило твой разум?
– Это единственный выход, – утверждал юноша. – Никто ничего не узнает.
– Если все раскроется, вождь изгонит нас из племени! На нашу семью падет позор, наши предки разгневаются!
– Я знаю, – прошептал Армус.
– Значит, ты считаешь Закон неправильным? Ты думаешь, что наши предки ошибались?
– Послушай, Аксен! С тех пор прошли столетия! Мы не можем быть уверены, что все случилось именно из-за бледнолицых. Я знаю только то, что одна спасенная жизнь дороже десятка убитых оленей!
Восходящее солнце озарило верхушки елей. На землю упали их длинные тени. Из шалашей тонкими нитями стал подниматься дым – это женщины разжигали очаги. Свет зари упал и на маленький шалаш, в котором держали бледнолицую пленницу. Ее охранял высокий воин, который больше походил на каменное изваяние.
Близилось погребение убитых, близилось время казни.
Возле охраняемого шалаша вдруг показалась тень – очертание большого животного с ветвистыми рогами. В лучах восходящего солнца люди увидели оленя. Такое зрелище повергло их в восторженное оцепенение!
Олень неподвижно стоял возле шалаша, его ноздри раздувались от учащенного дыхания.
– Хантий! Здесь Хантий! – закричал кто-то из толпы.
Олень встрепенулся, сорвался с места, перепрыгнул через ограду и бросился в лесную чащу. О его присутствии свидетельствовали лишь следы копыт, которыми была усеяна земля вокруг шалаша.