Сын чародея с гитарой

Фостер Алан Дин

– Сколько раз я запрещал тебе заниматься этим дома?

На лице юного Меривезера отразилась досада.

– Ну, а где прикажешь репетировать?

– У реки. В Колоколесье. За школой. Где угодно, только не дома.

Здесь опасно. – Голос Джон-Тома смягчился. – Банкан, у тебя неплохой природный дар. На дуаре ты, может, даже получше меня играешь. Что же касается пения… Над текстами надо работать и работать. И над голосом. Мне понадобилось восемнадцать лет, чтобы овладеть им как следует. А ты почти

не контролируешь высоту и тональность. Правда, иногда это бывает несущественно.

– Спасибо, папа, – саркастично бросил Банкан, – за вотум доверия.

– Сынок, не у всех есть навыки, необходимые для волшебства и тем более для чаропения. Очень даже может оказаться, что, несмотря на явный музыкальный талант, твое истинное предназначение – в другом.

Конечно, хорошо быть классным дуаристом…

Банкан задрал нос, давая понять, что комплимент принят.

– Но если это не подкреплено добротной текстовкой, последствия могут оказаться непредсказуемыми, а то и смертельно опасными.

– Папа, ты слишком долго водил дружбу с Клотагорбом.

– Ладно, выражусь иначе. Чтоб больше этого безобразия не было! – Джон-Том встал. – А теперь спустись и помоги матери.

– Ты хочешь сказать, из-за моего пения… – неуверенно начал Банкан.

Джон-Том кивнул.

– Демоны, дьяволы, бесы, злые духи – полная коллекция мерзкой нечисти. Там сущий ад.

Банкан встал и двинулся следом за отцом, сарказм уступил место раскаянию.

– Пап, я правда не хотел. Стерегся, думал, все будет нормалек. Ты скажешь маме, что я не хотел?

– Сам скажешь. – Джон-Том отворил дверь и вышел в коридор. – Банкан, этим выходкам пора положить конец. У тебя слишком мало опыта, чтобы играть в такие игры. Особенно дома. А вдруг освободишь Чудовище-Под-Кроваткой?

Банкан тащился следом.

– Да что ты, пап? Нет у меня под койкой никаких чудовищ.

– Откуда такая уверенность? У каждого ребенка младше двадцати лет живет под кроватью чудовище.

Сын поразмыслил над словами Джон-Тома.

– Пап, а у тебя оно жило, когда ты был маленьким?

– Я же говорю, тут исключений не бывает. Просто я в твоем возрасте об этом не знал. Мое чудище, – добавил Джон-Том, спускаясь по лестнице, – было все в бородавках и язвах и мечтало напичкать меня баклажанами. Я терпеть не мог баклажаны. И сейчас ненавижу. – Они задержались у кладовки. – Думаю, по убеждениям оно было республиканцем. Все, больше никакого чаропения. Нигде и никогда. Пока не окрепнет голос.

– Но, пап…

– Никаких «но»!

– Ненавижу уроки пения. Сидишь часами за партой, слушаешь глупую соловьиху. На что это мне, пап? Я ж не птица.

– Миссис Неласвист учитывает ограниченные возможности своих учеников. Она очень терпелива. – «Станешь тут терпеливой, – подумал Джон-Том, – с такими, как Банкан». – И с ее помощью ты непременно освоишь искусство вокала, конечно, если постараешься. Из лентяев и неучей чаропевцы не получаются. Или думаешь, достаточно захотеть, и силы Запределья кинутся плясать под твою дуару? Да не приди я вовремя домой, твоя мать лежала бы сейчас растерзанная в клочья, с мечом в одной руке и веником в другой.

Банкан хихикнул.

– Боевая у меня мамуля. Такая кончина как раз в ее вкусе.

– Банкан, я говорю совершенно серьезно. Впредь никакого чаропения, пока не поставишь голос и не научишься сочинять приличные тексты.

– А-а! Да разве можно этого добиться, работая с закостенелым песенным старьем?

Сей горестный упрек потряс отца.

– Банкан! «Закостенелое песенное старье», как ты изволил выразиться, классика моего мира. Добротный, крепкий, солидный рок. С его помощью я сотворил уйму всяких чудес. Это прекрасная основа для чаропения.

– Пап, может, тебе и дороги эти песенки, но я-то к ним какое отношение имею? Надоело! Волшебные они или нет – вот где уже сидят.

Что удивительного в том, что я себя не контролирую? Просто все это – не мое.

– Значит, надо, чтобы стало твое. А не контролируешь ты себя потому, что тебе восемнадцать, ты упрямый, наивный и неопытный, но при этом убежден, что знаешь все на свете. Может, тебе лучше подыскать другой инструмент?

Банкан зло глянул на отца.

– Но ведь у тебя только с дуарой волшебство получается.

– Правильно. Значит, надо испробовать что-нибудь принципиально другое. Резьбу по дереву, к примеру. Могу договориться с сусликом Генраком, он охотно возьмет тебя в подмастерья. Освоишь полезное ремесло. Что в этом постыдного?

– Пап, я хочу стать чаропевцем. Проблема в репертуаре, а не в моих музыкальных способностях.

– А как же быть с убогим голосишком? Банкан, положа руку на сердце, тебе не вывести приличный мотив даже за шкирку. Если не зарубишь это на носу, обязательно навлечешь беду на себя и на окружающих, как бы здорово ты ни владел дуарой. Между прочим, после Клотагорба и Семонда я здорово попотел над твоим инструментом и не пойму, зачем ты его изуродовал.

– Папа, я хочу не только классно играть. Я хочу и выглядеть классно.

– Вот, значит, почему ты предпочитаешь эти «блеклые» шмотки?

– Пап, не дави на меня, будь другом. Обещаю, больше не сорвусь.

Согласен, я нынче маленько увлекся и напортачил, но это еще не повод сдаваться, и не хочу я учиться резьбе по дереву, земледелию, воровству или еще какому-нибудь традиционному ремеслу.

– Ладно. Ты обещал, я запомнил. Но все это была присказка, сказка впереди.

– Сказка? – Банкан оторопело заморгал.