Сын олигарха
Шрифт:
Зачем было так заливаться глинтвейном... во рту привкус дохлой рыбы, потому что Славик коварно не предупредил меня о том, что устрицу ни при каких обстоятельствах не следует разжевывать...
Движение рядом заставляет меня замереть и пропустить через мутную голову хоровод воспоминаний.
Медленно спускаю одеяло до уровня глаз и щурюсь. Из окна бьёт холодный утренний свет, а на моём диване, развалившись по диагонали и загнав меня в самый угол, спит... Макс Немцев...
Голый до пояса. А может и не только. Его задница завернута в одеяло, светловолосая голова провалилась
В моей постели мужик, которым я и сама пахну. Я пахну его телом. И это отнюдь не неприятно. Это…
Чёрт...
Приподнимаю одеяло и смотрю на себя.
Откидываю голову на диван, и прикрываю глаза.
Я должна была многое обдумать утром, ведь так я обещала самой себе, поэтому после некоторых терзаний решаю прикинуться дурой и сделать вид, будто ничего не помню. Хотя я помню все прекрасно, и память у меня сносит от чего-нибудь покрепче глинтвейна. Правда, я никогда в жизни не домогалась мужика по пьяни. Просто конкретно этот для меня, как медом намазанный, и я ничего не могу с собой поделать! И мне от чего-то кажется, что он тоже об этом знает.
Гад.
После всех его кордебалетов, я, вместо наезда, изнасиловала его.
Стараясь двигаться, как мышка, выбираюсь с дивана через боковые спинки. Совершенно голая. На цыпочках бегу по холодному полу к шкафу и хватаю первую попавшуюся футболку и трусики. Быстро одеваюсь, косясь через плечо.
Макс наблюдает за мной, медленно моргая.
Замираю, глядя на него настороженно.
Его глаза лапают мою задницу.
Не имея понятия о том, с чего начать разговор, отворачиваюсь и достаю толстые носки. Бросив ещё один вороватый взгляд через плечо, получаю все такой же неподвижный взгляд Макса на своих ногах.
Приступая к осуществлению плана, между делом говорю:
– Эээ… я что-то не помню, как уснула…
– Напомнить?
– Хриплый ото сна голос заставляет мои щеки вспыхнуть от стыда перед соседками, которым решаю сегодня не смотреть в глаза.
Мы изначально договорились, что в этой квартире не будет никаких левых мужиков. Вообще, это была моя идея. Но… он не левый, чтоб его. Он не левый. Один взгляд на его подбитую физиономию, и я превращаюсь в идиотку.
Натянув спортивные штаны, разворачиваюсь к Максу, пытаясь распутать свои волосы пальцами.
Он перевернулся на спину, по-хозяйски развалившись на моем диване. Кусок крупного голого бедра говорит мне о том, что на нём нет трусов, и сейчас он в чём мать родила под моим одеялом.
– Не обязательно, - откашливаюсь, задержав взгляд на грандиозной палатке из одеяла чуть ниже его талии.
– Если решишь ещё раз так накидаться, предупреди меня заранее, - просит он, забрасывая руки за голову и не обращая внимания на "палаточный городок".
– Ты меня о своих планах не предупреждаешь. Почему я должна?
– Пожимаю плечом, осматривая свою комнату.
Оранжевый рюкзак мне не привиделся по пьяной лавочке, он все ещё на месте. Одежда Макса лежит сверху. Джинсы, футболка и носки. Зато мои вещи валяются где попало.
Проследив за направлением моего взгляда, Макс кривовато улыбается.
– Какие… эммм… планы?
– Быстро собираю свою одежду, пряча от него глаза.
– Хочешь, чтобы я ушёл?
Выпрямляюсь, прижав вещи к груди смятым комом.
– Зачем ты вообще приходил?
– спрашиваю тихо, глядя в его глаза.
Сама не знаю, чего жду. Может быть, проблеска хоть каких-то чувств в свой адрес? Потому что у меня их что-то слишком много… и то, что в ответ он не чувствует хоть чего-то, наполняет меня непонятной безнадежностью.
И я совершенно напрасно чего-то жду, потому что вместо ответа Макс смотрит в потолок со словами:
– Чего тут так холодно?
Моему разочарованию нет предела. Возвращаясь к шкафу, хрипловато сообщаю:
– Потому что на улице минус восемнадцать.
– Можно у тебя переночевать?
– Вдруг летит мне в спину.
Ясно. Понятно.
– Сегодня?
– спрашиваю, не оборачиваясь.
– Да.
– Ты что, из дома сбежал?
– Я взрослый мальчик.
Да уж. Где-то очень даже взрослый. Подумав секунду, всё же спрашиваю:
– Ты… поссорился с родителями?
– Тебе зачем эта инфа?
– ровно бросает Макс.
Запихиваю вещи в шкаф, сглатывая очередной приступ обиды.
– Потому что я пытаюсь с тобой общаться, баран.
– Стараюсь звучать так же спокойно.
– Можешь оставаться, если нужно, только люстры не бей и окна. Я у родителей переночую.
Выхожу из комнаты, захватив телефон, цветы, и хлопнув дверью.
В квартире абсолютная тишина. По воскресеньям мои соседки не просыпаются раньше половины пятого вечера.
Цветы отправляю в вазу. Умываюсь и чищу зубы. Моё отражение выглядит лучше, чем я себя чувствую, но волосы похожи на кудрявый стог сена.
Проверив состояние холодильника, решаю сварить куриный суп.
Все что угодно, лишь бы не возвращаться в комнату и не видеть его.
Спустя полчаса я вдруг обнаруживаю себя, жарящей картошку.
На запах, как из берлоги, выползают соседки. Помятые и любопытные. Обе смотрят на меня так, будто впервые видят, но помалкивают. Очевидно, они не знают чего ожидать от “новой меня”. Той, которая кувыркалась с парнем на всю катушку в квартире с картонными стенами.
Лиза просит добавки супа, а у меня пропал аппетит.
Мою посуду, ощущая, какой гробовой стала и без того гробовая тишина на нашей крошечной кухне. Причина этого стоит в узком дверном проёме, закинув руки на верхнюю балку. Голая до пояса, растрепанная и хмурая. Чёрные спортивные штаны низко болтаются на узких бёдрах, привлекая внимание к лёгким кубикам пресса и… всему остальному.
Я не сомневаюсь, что это самое впечатляющее мужское тело из всех, что видела эта квартира.
– Здрасти… - тянет Аня и облизывает ложку.