Сын олигарха
Шрифт:
Стараюсь не моргать. Это моя квартира. Мое единственное гребанное имущество. И это в последний раз, когда я что-то у него прошу. Пусть и своё
Молчит, изображая ухмылку. Перенимая мою манеру общения, бросает:
– Ты машину за десять кусков раскурочил. В суд подам, до пенсии не рассчитаешься, молокосос. Квартиру ему, блять, - ударяет кулаком по столу.
Ждёт моей реакции, выпятив подбородок.
Смотрю в окно за его спиной. Не помню, о чем думал в тот день. Тот месяц у меня вообще был невменяемый.
– Почку продам, не парься, - говорю, тряхнув головой и посмотрев на него.
– Почку?
– Смотрит на меня в упор.
– Кто твои прогулянные органы покупать будет...
– Я мог убиться к херам, - обрываю его, возможно, впервые в жизни.
– Но тебе это не интересно.
Возможно, впервые в жизни вижу что-то новое в его лице и глазах. Но чтобы это ни было, мне оно больше не нужно. Время не то, и я не тот.
– Я завтра в пять вечера уезжаю.
– Встаю и иду к двери.
– Сюда больше не вернусь. Будет что сказать, звони.
Почти выйдя за дверь, слышу:
– И где ты сейчас?
– Где-то… - бросаю, уходя.
Выйдя на улицу, гоню из носа знакомые запахи этого дома.
Это больше не мой дом. У меня пока своего нет, но обязательно будет.
Глава 42
– Это поставь сюда, - суетится мама, накрывая стол парадной скатертью.
Есть всем придется на весу, и никаких винных пятен!
Я нервничаю, как перед каким-то сложным экзаменом, к которому ни фига не готовилась. Только на этом экзамене я не одна. От этого в груди щемит и ноет. У нас… Немцев всегда за главного. И мне это безумно нравится. То, что он не боится быть главным и брать на себя все подряд ответственности.
Люблю его… люблю… люблю… люблю…
Глупо улыбаясь скатерти, пробегаю пальцами по толстой цепочке на шее, которая надежно спрятана под моим платьем.
Это подарок мне от Макса. Подарок мне на его день рождения. Оказывается, так было можно! Подарок тяжелый, приятный и серебряным грузом болтающийся между моих грудей. Я не сомневаюсь в том, что длина цепочки - не, блин, случайность!
В этом весь Немцев...
– Мам, он не любит горох… убери… - прошу, очнувшись.
Вручаю ей селёдку на гороховой подушке, махнув рукой.
– Как можно не любить горох?
– ворчит, убирая тарелку в холодильник.
– Странный он у тебя…
Сглотнув волнение, киваю.
– Немного…
Что ещё я могу сказать?
В Немцеве до фига странного. И каждую странность я в нём люблю.
– Что ещё он у тебя не любит?
– как бы между прочим, спрашивает она.
Поднимаю глаза, понимая, что палюсь, как дура. Я веду себя странно. Заторможенно. Глупо. Нетипично.
– Он не любит, когда
Хочу, чтобы всё было идеально. Чтобы он знал, что это для него.
– Кто же это любит?
– отзывается с красного дивана папа.
С дивана, который идеально встал в наш метраж.
Немцев не только у меня под кожей, он и квартиру родителей захватил. Они, слава Богу, не в курсе распутного прошлого этого дивана, а я на него смотреть не могу без стыда и ностальгии. Ведь это было наше первое "дружеское свидание".
Гениально, Немцев.
– Что ж, его уже и поразглядывать нельзя? А трогать можно? - фыркает мама.
– Такая фифа…
– Мам, - смеюсь я.
– Он не любит твои шуточки в свой адрес!
– Придётся потерпеть, - взволнованно лепечет она, перекладывая хлеб гармошкой.
– Твой отец терпит, и ничего. Вон посмотри… какой счастливый…
Её глаза намокают, и мои тоже.
Обнимаю за плечи, уткнувшись в седой начёс.
– Любишь его?
– спрашивает тихо-тихо.
– Очень… - шепчу ещё тише.
– Что за болото?
– растроганно шуршит газетой папа.
– А ты не подслушивай… - утирает мама слезинку.
– Что ещё он не любит?
– Приходить вовремя… - бормочу, поглядывая на часы.
Я уже вся извелась.
Он сказал - эта встреча на десять секунд.
Уже почти четыре часа прошло.
Я не знаю, что с ним сейчас происходит в… этом говнодоме, с теми говнолюдьми. Вспоминая подзатыльники, которыми тот другой Немцев лупил Макса, хочу схватиться за столовый нож. Хочу схватиться за него, вспоминая все, что творилось на той парковке перед моим бывшим офисом. Если… он ударит его сегодня?! У меня в крови бушует злость и ненависть. И тревога…
“Все нормально. Не рефлексируй”, - последнее смс от Макса.
Почти полтора часа назад.
Можно подумать, он когда-нибудь сознается.
“Сам не рефлексируй”, - советует ему моё подсознание.
Проверяю телефон и смотрю в окно. Уже темнеет.
Окно открыто настежь, и в нашей квартире приятно пахнет весной, маем и едой.
Чтобы стать абсолютно счастливой, мне нужен рядом Макс.
Всё это не для меня, а для него. И я знаю, что ему будет приятно. Я знаю его лучше, чем он думает.
У нас маленькая семья. Но нас теперь не трое, а четверо.
Звонок в домофон заставляет меня подпрыгнуть на месте от радости. Мама замирает с салатницей в руке. Суетливо поправляет причёску.
– Я открою!
– тяну на распев и бегу открывать, роняя шлепки.
Подлетев к двери и чуть не врезавшись в комод, снимаю трубку и выдыхаю:
– Кто там?
– Эт я.
Губы расползаются так, что собираю их рукой.
– Пароль, - кокетничаю счастливо, прижавшись спиной к стене.