Сын Портоса
Шрифт:
— Значит, шевалье дал обязательство? — спросила молодая жена.
— Пожертвовать всем ради короля и страны, — ответил дипломат. Шевалье понурил голову, а старый заговорщик продолжал: — Таким образом, король, ищущий посланца, которому он мог бы доверять, остановил выбор на нашем друге, решив по моим словам, что осчастливит вас этим знаком уважения.
Бретонец устремил умоляющий взгляд на Арамиса. Но тот заговорил после небольшой паузы:
— Его величество не учел того, что означает для вас в такой момент разлука, хотя она всего лишь временная. Если бы мне удалось обратиться к нему, убежден, он бы изменил свое решение. К несчастью, у нас нет на это времени.
— Дайте мне какой-нибудь совет, — взмолился Жоэль.
— Мой дорогой мальчик, — промолвил старый герцог, качая головой, — мужчина, обладающий умом и сердцем, подобными вашему, в такие минуты должен просить совета у самого себя.
— Короче говоря, — вмешался лейтенант, — что я могу доложить его величеству?
— Вы сообщите ему, — взяла на себя инициативу Аврора, — что его распоряжения будут выполнены. Неужели вы думаете, Жоэль, — обратилась она к мужу, — что я люблю вас и горжусь вами так мало, что попытаюсь задержать? Нужно повиноваться велениям чести. Новая разлука причинит мне боль, и одному Богу известно, как грустно и одиноко мне будет при дворе в ваше отсутствие. Но вы предложили королю свою службу и не вправе уклоняться, когда он нуждается в вас. Отправляйтесь в путь без сомнений и колебаний. Мысль о том, что мы оба исполняем свой долг — вы в своем путешествии, а я в своем одиночестве — утешит нас.
Не прошло и часу, как актеры этой семейной драмы спустились во двор особняка Буалорье, где грум держал под уздцы пару лошадей. Новобрачные шли рука об руку. Глаза Авроры были сухими, а выражение лица спокойным, но она с трудом подавляла рыдания, боясь поколебать мужество своего супруга. Жоэль казался не менее сдержанным. Он стал еще красивей, одетый по-военному — в кирасе, стальном латном воротнике, рукавицах из буйволовой кожи, голубом камзоле с серебряными кружевами, красных панталонах, высоких сапогах и шляпе с алым плюмажем. Шпага Портоса вновь заняла место у него на боку.
— Шевалье, я выбрал для вас своего лучшего боевого коня, — заметил господин де Буалорье.
— Вам, по-видимому, требуется денщик, — добавил Аламеда. — Я предлагаю вам Эстебана — одного из моих преданных испанцев, который однако говорит по-французски не хуже любого парижанина. Он храбрый, опытный парень и сумеет помочь вам в трудную минуту.
Жоэль с поклоном поблагодарил обоих.
— Если вы не возражаете, — сказал Мопертюи. — я буду сопровождать вас до границы города, чтобы сообщить вам инструкции.
Жоэль вскочил в седло. Молодожены посмотрели друг на друга с глубокой печалью во взгляде и с нежностью в сердце.
— Вы едете не один, — прошептала молодая женщина, — ибо забираете с собой мою любовь.
— Вы добры и великодушны, Аврора, — шепнул в ответ Жоэль, в то время, как она протянула руку, словно указывая ему дорогу.
— Господь вернет вас мне целым и невредимым! Мы встретимся вновь! Помните, что вы найдете меня такой, какой оставили, — вашей женой, гордой тем, что носит ваше имя, и счастливой, потому что мы любим друг друга.
Сын Портоса склонился в седле и, взяв Аврору за руку, без всяких усилий поднял ее вверх.
— Да, мы встретимся вновь! — повторил он. — А до тех пор, моя любимая, да хранит вас Бог! — Последние слова прощания замерли на их губах, слившихся в поцелуе.
Следуя полученным инструкциям, Жоэль прискакал прямо к приемной военного министра, но Лувуа, задержавшись вчера допоздна в Сен-Жермене, не принимал никого до полудня. Вспомнив о вдове Скаррон, шевалье де Локмариа, не обращая внимания на недовольство Эстебана, спешился и направился прямиком в Серый дом.
Дама с радостью приветствовала его, с удивлением глядя на новый наряд.
— Я — солдат короля, — сказал Жоэль, объяснив, что с ним произошло, — и пришел проститься с вами — нашим добрым ангелом — поблагодарить вас за все, что вы для нас сделали. В нашу счастливую судьбу вы внесли свою лепту — ведь это благодаря вам моя жена приобрела положение при дворе.
— Дайте мне прийти в себя… Значит, вы — шевалье де Локмариа и женились на Авроре дю Трамбле?
— Совершенно верно! Но вы смотрите на меня таким странным взглядом, что можно подумать, будто не рады моему счастью. Правда, вместе с ним пришло и страдание. Мы едва успели обменяться несколькими словами, как я получил приказ короля, вынуждающий меня в самом начале медового месяца скакать во весь опор.
— Садитесь, господин Жоэль, — сказала вдова Скаррон, указывая на стул, — и сообщите мне все подробности. Сочувствие, которое вы вызываете во мне, пробуждает желание знать все, касающееся события, которое я никак не предвидела.
Когда Жоэль повторил свою историю в более подробном варианте, внимательно слушавшая его дама пробормотала:
— Он говорит открыто и честно… Ваша жена любит вас? — внезапно осведомилась она.
Бретонец искренне расхохотался.
— Славная шутка! — воскликнул он. — Безусловно, любит, но не больше, чем я ее. Сомневаться в ее любви означало бы оскорбить самое добродетельное сердце в мире! Но я не понимаю… — К удивлению в его голосе начало примешиваться беспокойство.
— У вас нет какой-нибудь причины не доверять этому герцогу д'Аламеде, главному организатору вашего брака? — прервала дама.
— Почему я должен не доверять этому доброму старику? Он самый великодушным из людей.
— Значит, вы не подозреваете его в намерении обмануть вас?
— С какой целью и каким образом?
— Мадемуазель дю Трамбле когда-нибудь говорила вам о короле? — продолжала вдова Скаррон после небольшой паузы. — Я имею в виду, что-либо особенное.
— Никогда. Что за странный вопрос! Почему вы задаете мне его? — Его голос прервался, словно от внезапной боли, он начал предчувствовать недоброе. Дама внимательно изучала его, шепча про себя:
— Ясный взгляд, открытое лицо, искренняя речь и подлинная тревога не напоминает мужей, торгующих честью своих жен. Он может оказаться жертвой, но не соучастником злодеяния. Друг мой, — обратилась она к шевалье, — вам незачем волноваться. Я, право, не знаю, почему мне пришло в голову беспокоить вас этими глупыми вопросами. Забудьте их и простите меня. Бывают времена, когда в мозгу начинают плясать демоны, заставляющие человека говорить неизвестно что.
Бретонец был достаточно молод, чтобы успокаиваться так же быстро, как и приходить в волнение. При последних словах собеседницы он облегченно вздохнул.