Сын шевалье
Шрифт:
Генрих IV, как известно, верил каждому слову Пардальяна. Он утер рукой пот со лба, тяжело вздохнул и сказал:
— Так вы, молодой человек, знаете, кто те злодеи, что тайно преследуют меня? Так вы уже однажды спасли своего короля?
Пардальян поспешил ответить за сына:
— Ваше Величество ошибается: не однажды, а дважды. Совсем недавно он одним-единственным словом обезоружил человека, собиравшегося…
— Господин де Пардальян! — прервал его Жеан. — Прошу вас, не рассказывайте об этом королю!
— Нет, расскажите, тыща чертей! — возбужденно воскликнул Генрих. — Королю необходимо знать храбрецов, что так отважно и бескорыстно служат ему!
— Жеану Храброму, — продолжал Пардальян, сдерживая улыбку, — действительно много известно. Может быть, потому-то его и стараются очернить в глазах Вашего Величества. Так или иначе, он не хвастал — ему еще, возможно, придется сохранить жизнь королю. Что до меня, я уверен: отправив его в ссылку, Ваше Величество добровольно лишит себя преданного защитника. Вы сами заточите то оружие, которым вас лишат жизни.
Последние слова он произнес с необыкновенным пылом, а про себя подумал: «Ну-ка, попробуй, отвертись теперь!»
Генрих был в ужасе и в ярости.
«Три покушения! — думал он. — За один месяц! И никто не подозревал! И не будь этих двоих — мне конец! Что ж — слава Богу, теперь я предупрежден и найду защиту!»
Вслух он невольно сказал:
— Да, это дело другое!
Пардальян с сыном быстро переглянулись. Король действительно сильно перепугался и вел себя иначе — если прежде он разговаривал с Жеаном сурово и отчужденно, то теперь ласково, почти по-семейному.
— Итак, молодой человек, — добродушно произнес он, — вы хотите остаться в городе только затем, чтобы охранять нашу особу?
Жеан бесстрашно и честно ответил:
— Не только… но отчасти.
— Недурно, — прошептал Пардальян, с нетерпением ожидавший его ответа. И улыбнулся:
— И царедворец он будет такой же плохой, как отец!
Генриху ответ понравился. На душе у него сразу полегчало, и с громким смехом он произнес:
— Вот это откровенно! Признаюсь, молодой человек, вы мне по сердцу!
Лианкур с Бельгардом, видя, что дело для юноши приняло хороший оборот, любезно заулыбались ему, кстати вспомнив, что их он тоже спас. Прежде это им как-то в голову не приходило…
— Но скажите, — продолжал король с лукавой улыбкой, — откуда в вас такая перемена? Я ведь не забыл о самой первой нашей встрече. Тогда вы собирались любой ценой лишить меня жизни, а теперь так отважно ее защищаете.
— С тех пор, — без малейшего смущения отвечал Жеан, — я узнал нечто, чего не знал тогда.
— Вот как! И что же это?
Жеан почтительно склонился и сказал:
— Что она ваша дочь.
Глава 57
НЕУДАВШЕЕСЯ ПОКУШЕНИЕ
Смысл этих слов был Генриху совершенно ясен. Парой минут раньше такой ответ задел бы его и вызвал бы гневную отповедь. Но теперь он иначе относился к Жеану. Эти слова успокоили короля больше любых пылких заверений в преданности. Верность отцу Бертиль де Сожи, справедливо подумал он, будет гораздо сильнее верности государю. Что еще нужно человеку, который опасается за себя? Оба ответа Жеана были крайне рискованны, но оба раза ему удалось понравиться королю.
Однако Генрих IV, прежде чем ответить, долго еще стоял молча, глядя словно сквозь Жеана. Он думал о дочери.
«Почему я не сдержал слова? — размышлял он. — Почему не забочусь о ней? Да, ведь у меня было столько дел…»
В действительности его испугал и оттолкнул прием, который она ему оказала. Король Генрих чувствовал себя неловко перед этой удивительной девушкой. Она посмела судить его. Она не явила ни дочернего почтения, ни трепета перед королевским саном. Она, наконец, горделиво отринула почести, титулы, богатство, а главное — его отеческую привязанность. И он не смел более являться к ней.
Генрих думал, что теперь настала пора о ней вспомнить. Это был его долг — ведь ради нее у него появился защитник, одаренный чудесной силой и безумной отвагой.
Мысли его были чистосердечны, хотя от дела их отделяло еще немало. Отцовское чувство было в короле развито очень слабо. Притом он не мог открыто признать эту свою дочь, а ее несносный (по мнению короля) характер выводил его из себя.
Так что, скорее всего, вернувшись в Лувр, он про нее тут же забудет, как забыл и в прошлый раз. Генрих сам это чувствовал и заранее оправдывался перед собой:
— Да ведь ей только того и надо…
Тем временем со стороны аббатства послышался глухой топот копыт — он был все ближе, ближе… Никто не обратил на него внимания, и лишь Жеан Храбрый догадался, кто скачет.
В тот момент, когда король Генрих наконец-то собрался с мыслями, чтобы ответить, отряд во главе с Кончини, д'Эперноном и Неви с двух сторон обогнул часовню Святых Отцов и во весь опор помчался вдоль садов королевы. Генрих обернулся и увидел: множество всадников вихрем скачет мимо мельницы.
Он воспрял духом, довольная улыбка мелькнула на его хитроватой физиономии — и он забыл ответить Жеану.
Все, кто был там, также обернулись и принялись внимательно вглядываться в конный отряд.
Обернулся и Жеан, и Пардальян, не спускавший глаз с сына, заметил, что юноша вдруг встрепенулся и гнев и вызов загорелись в его глазах. Одним стремительным движением он подтянул перевязь и поправил шпагу, приготовившись к неминуемой схватке.
Все это Пардальян заметил моментально — и тут же все понял. Он перевел взгляд с Жеана на кавалькаду, потом — на короля, ничего не сказал (лишь усмехнулся недобро), тоже поправил шпагу и гордо выпрямился.