Сын шевалье
Шрифт:
— Правду, провались все к дьяволу! Каков злодей! Просто какое-то исчадие ада, а не монах!
— И это только начало, — строго сказал Пардальян. — То ли еще будет.
— Да?! — вскричал Жеан; ярость уже душила его. — Ну посмотрим! Попади мне в руки этот ханжа, я его навсегда отучу убивать людей!
Пардальян ласково улыбнулся, молча взял вино, одну бутылку оставил, остальные вылил в нужник. Туда же отправилось и печенье. Бутылку они забрали с собой и направились прямо в «Паспарту». Лакей, который принес вино, спокойно занимался своими обычными делами. Пардальян подозвал его.
Увидев шевалье с Жеаном, лакей смутился, и Пардальян это заметил. Он неторопливо поставил перед парнем бокал, откупорил бутылку и налил бокал до краев.
— Ну, — начал Пардальян, — так это ты приносил утром от меня шесть бутылок вина вот ему — господину Жеану Храброму?
— Да, господин шевалье, — ответил лакей, уже не труся.
— Я сейчас налил тебе того самого вина, которое ты принес. Слышишь меня? Того самого.
— Слышу, сударь, — преспокойно отвечал лакей.
— Хорошо! Я тебя предупредил. Так вот: господин Жеан очень просит тебя отведать этого вина.
Он повелительно взглянул лакею прямо в глаза:
— Пей!
Парень сначала удивился, потом расплылся в улыбке до ушей и без колебаний взял бокал. Глаза его блестели от предвкушения удовольствия.
— Честь имею выпить за ваше здоровье, господин шевалье, и ваше, милостивый государь! — радостно произнес он.
Пардальян с Жеаном переглянулись: несчастный явно не знал, что пьет смертельный напиток. Когда он поднес бокал к губам; Пардальян схватил его за руку и дружелюбно сказал:
— Поставь на место!
— Почему? — разочарованно протянул лакей.
— Оно отравлено, — сурово сказал Пардальян.
Лакей содрогнулся, побледнел как мел и выпучил глаза. Бокал выпал из его рук и разбился. Бедняга отскочил, словно боялся обжечься о шипучий напиток под ногами, и простонал:
— Это все проклятый монах!
Все тут же объяснилось. В отсутствие Пардальяна некий монах принес это вино, дал лакею пистоль и попросил отправить Жеану от имени шевалье; тому-де, самому недосуг. Не заподозрив неладного, лакей так и сделал.
Его попросили описать монаха. Как и ночные разбойники, лакей не видал его лица: оно было закрыто капюшоном.
Разузнав все, что могли об этом деле, Пардальян с Жеаном пошли к Бертиль. Нечего говорить, что теперь они приложили все усилия, чтобы сбить со следа возможных соглядатаев. Как они сами думали, это им удалось.
Нечего рассказывать и о том, о чем шептались влюбленные несколько часов, будучи вдвоем, — вы, конечно, и сами догадаетесь. Наступил вечер; ничего необычного не случилось. Несмотря на совет Пардальяна, Жеан опять пошел на улицу Арбр-Сек.
Он разобрал постель, зевнул и потянулся. При этом голова его запрокинулась кверху.
— О! — вдруг вскрикнул Жеан.
Над головой у него, во всю длину над постелью, была большая балка. Юноша схватил лампу, встал на табуретку и осмотрел балку внимательнее.
— Странно! — прошептал он. — Никогда не замечал этой трещины. А я ведь Бог знает сколько часов провел в грезах на этой постели, не сводя глаз с потолка!
Он еще внимательнее пригляделся и прислушался — слышалось какое-то протяжное неровное потрескивание. Жеан соскочил с табуретки, схватил плащ и шпагу, задул лампу и выбежал из комнаты.
На улице он остановился и посмотрел вверх. Треск зловеще усиливался и наконец перешел в оглушительный грохот. Кровля обрушилась. Там, где минутой раньше была мансарда Жеана, вздымались теперь клубы едкой пыли.
«Слава Богу! — подумал Жеан. — Успел!»
Он завернулся в плащ и быстро зашагал прочь, не разбирая дороги, в ярости восклицая:
— Нет, господин Аквавива, это уже не игрушки! Хватит таких шуточек, провались все к дьяволу! Надоели они мне!
Вдруг, остановившись, Жеан сказал;
— Ох ты! Куда же мне теперь идти?
Подумал немного и решил;
— Попрошусь переночевать у Гренгая.
Он направился к улице Монмартр и дальше к улице Бу-дю-Монд. Всю дорогу он ожидал нападения, но никаких неприятностей не случилось. Спал Жеан на соломе, в тесной комнате — но проспал до самого рассвета как убитый.
Часов в девять утра он попрощался с товарищами. Дом их стоял в строительных лесах; под лесами, как под мостиком, находилась и входная дверь.
Жеан переступил порог и вошел под леса. Не успел он шагнуть вперед, как откуда-то сверху сорвалась огромная глыба и разбилась на большие куски, просвистев совсем рядом с юношей.
Жеан выскочил на дорогу и задрал голову. Было воскресенье — а в те времена по воскресеньям не работали. На лесах никого, на крыше тоже. Жеан крикнул:
— Смерть всем чертям! Я вас все равно найду!
Он вихрем бросился назад, позвал Гренгая, Эскаргаса и Карканя. Вчетвером они обыскали весь дом от подвала до крыши — и ничего не нашли. Убийца как испарился…
Ярость обуяла Жеана. Во-первых, его выводило из себя неутомимое упорство, с которым предпринимались эти подлые покушения. Во-вторых, стремительные удары наносились повсюду, где бы он ни появлялся. Значит, за ним организована превосходная слежка — но ему еще ни разу не удалось поймать ни одного из кравшихся по пятам соглядатаев! А ведь зрение у Жеана было острое, слух тонкий, и следил он за всем вокруг очень внимательно.
Это было самое тревожное.
Жеан вернулся к товарищам, нервно заходил по комнате, ругаясь про себя и кляня невидимых и неведомых врагов…
Три приятеля видели, что творится с их командиром. Они притаились в углу не дыша, боясь привлечь к себе внимание.
Но Жеан совсем не думал о них. Его мысли занимал даже не Аквавива с его шпионами. В душе юноши разыгрывалась мучительная борьба, смысл которой был одновременно прост и трагичен.
Схорониться ему под Монмартрским эшафотом или нет?