Сын шевалье
Шрифт:
— В этой истории нет ничего мрачного и ужасного, как вы сказали. Напротив, она вполне заурядная… банальная… таких, вероятно, было очень много в жизни прославленной принцессы Фаусты… как и в жизни всех прочих владетельных особ.
— Неважно, — мягко, но настойчиво возразила Леонора, -ужасная или заурядная, я желаю… мне нужно ее знать.
— Понимаю, синьора, поэтому и не отказываюсь, — произнес Саэтта все тем же непринужденным тоном. — Однако, видите ли, эта банальная история для меня оказалась весьма мучительной… — Тут он заскрежетал зубами от бешенства, и голос
Она кивнула с нескрываемым любопытством:
— Как хочешь, Саэтта. Говори, я готова слушать.
Быстро оглядевшись, словно желая убедиться, что поблизости нет нескромных ушей, Саэтта, понизив голос, без обиняков спросил:
— Поскольку вам известна история Фаусты, вы должны знать и о несметных сокровищах?
В черных глазах Леоноры вспыхнуло и мгновенно погасло пламя. Это действительно длилось одно мгновение, но для Саэтты этого оказалось достаточно, и он едва заметно усмехнулся. Галигаи поняла, что беседа окажется куда более интересной, чем она предполагала. Напустив на себя вид полного равнодушия, она небрежно заметила:
— Те самые сокровища, что, как шепчутся, спрятаны в Монмартрском аббатстве? Толки о них идут уже двадцать лет… что до меня, то я не особенно верю всем этим басням… Существует ли вообще этот пресловутый клад?
С внезапной серьезностью Саэтта воскликнул:
— Заблуждение, мадам! Сокровище существует, и никто не завладел им, ручаюсь вам в этом!
И, поглядев ей прямо в глаза, насмешливо добавил:
— Десять миллионов, синьора! Неплохой куш, а? Десять миллионов! Представьте, что будет, если такая сумма попадет в руки особы великого ума с непомерным честолюбием? Чего только она не достигнет! На какие вершины не поднимется!
Легкий румянец появился на бледных щеках Леоноры, и она сощурила глаза, словно ослепленная блеском этого золота, машинально повторив с задумчивым видом:
— Десять миллионов!
Саэтта с загадочной улыбкой на устах по-прежнему не спускал с нее взгляда. Вполне удовлетворившись произведенным впечатлением, он небрежно произнес:
— И это баснословное сокровище принадлежит Жеану Храброму… сыну Фаусты!
Леонора вздрогнула, будто от удара. Побледнев, как смерть, она крепко сжала губы, а в ее горящих черных глазах появилось изумление. Угрожающим тоном она произнесла:
— Десять миллионов этому бандиту? Этому разбойнику с большой дороги? Да ты рехнулся, мой бедный Саэтта! Новенькая прочная веревка, хорошенько смазанная жиром — вот что его ждет… и он еще должен быть счастлив, если его избавят от вполне заслуженных пыток!
Саэтта, ликуя в душе, насмешливо говорил себе:
— И вот все восторги рассыпались в прах! От благих порывов синьоры Леоноры не осталось и следа! Я так и знал!
Вслух же
— Как вы разволновались, синьора! Неужели золото до такой степени привлекает вас?
Не столько слова, сколько тон Саэтты произвели на Леонору эффект холодного душа. Она вдруг поняла, что верный слуга и надежный сообщник, перед которым можно было не таиться и обо всем говорить открыто, преследует в этом деле свою цель, а, следовательно, может превратиться в соперника и даже во врага. Лицо ее мгновенно приняло непроницаемое выражение; пренебрежительно пожав плечами, она сказала безразличным тоном:
— Так ты полагаешь, что меня ослепило золото?
— Черт возьми, синьора! — дерзко ответил Саэтта. — Золото имеет для вас только одну ценность… это мощный рычаг, пред которым ничто не устоит… Я знаю.
Галигаи одобрительно кивнула, а Саэтта подобрался, словно борец перед решающим броском. Еще более понизив голос, он резко бросил:
— Так вот, синьора, это сокровище… эти баснословные богатства, с помощью которых можно осуществить самые невероятные мечты… я вам его достану… я вам его подарю!
Исподтишка поглядывая на нее, он пытался оценить впечатление, произведенное этими словами. Но Галигаи уже не доверяла ему, а она отлично умела владеть собой. Даже не поведя бровью, она холодно осведомилась:
— Значит, тебе известно, где спрятано сокровище?
— Нет! — откровенно признался Саэтта.
И уверенно добавил:
— Но я сумею это узнать, не сомневайтесь!
— Вот как? Отчего же тогда не взять его себе? — спросила она с напускным простодушием.
— Я понимаю вас, синьора, — безмятежно отозвался Саэтта.
– Вас удивляет, отчего эти богатства оставляют меня равнодушным, меня, жалкого бродягу, который готов прикончить ближнего своего за сумму в сто тысяч раз меньшую… тогда как других, несравненно более богатых и могущественных, в том числе и вас, синьора, это сокровище ослепляет…
Он внезапно выпрямился во весь свой высокий рост, глядя на нее сверху вниз. В его холодных глазах зажегся нестерпимый огонь; на лице появилось выражение дикой, свирепой злобы; губы скривились в ужасной усмешке. Она невольно вздрогнула, настолько он стал страшен. Это было мрачное воплощение самой ненависти во всей ее отвратительной наготе. И он воскликнул хриплым голосом, похожим на рычание хищного зверя:
— Все так, но я забыл сказать вам, что потребую взамен! И это для меня дороже любого сокровища! Десятки, сотни подобных кладов я бы отдал без колебаний… да еще и жизнь свою в придачу!
Возможно, в этот момент Леонора впервые задумалась, какую же цену потребует браво, но на лице ее это никак не отразилось. Все тем же спокойным, почти Мягким тоном она спросила:
— Что же это за драгоценность?
— Пустяк… Голова человека! — коротко ответил Саэтта.
— И это голова Жеана Храброго, не так ли? — осведомилась Леонора все с тем же ужасающим спокойствием.
— Вы не ошиблись, мадам, — подтвердил Саэтта.
Внезапно лицо его помертвело от ужасного волнения, и он добавил, почти задыхаясь от ненависти: