Сын Солнца
Шрифт:
Рамзес не скрыл своего удивления.
— Ты уже все знаешь…
— Это моя обязанность, не так ли?
— За мной, наверное, постоянно следят?
— С одной стороны, ты Сын Фараона, а с другой — Красавица Изэт довольно болтлива.
— С чего бы она стала хвастать тем, что подарила свою девственность побежденному?
— Наверное, потому, что верит в тебя.
— Для нее это просто интрижка, чтобы подразнить моего брата.
— А я не уверена в этом. Ты любишь ее, Рамзес?
Юноша помедлил.
— Не знаю… Я люблю ее тело, я хотел
— Ты хотел бы взять ее в жены?
— В жены?!
— Это в порядке вещей, сын мой.
— Нет, еще нет…
— Красавица Изэт очень упряма: если уж она тебя выбрала, она так скоро не откажется от своего.
— Разве мой брат не лучшая партия?
— По-моему, она так не считает.
— А может, она решила соблазнить нас обоих!
— Ты думаешь, столь юная женщина уже может быть такой коварной?
— Как я могу доверять людям после того, что случилось с Амени?
— А я тоже недостойна твоего доверия?
Рамзес взял мать за руку.
— Я знаю, что ты никогда меня не предашь.
— Что касается Амени, есть один удачный выход.
— Какой?
— Стань царским писцом, тогда ты сам выберешь своего помощника.
Несмотря на тяжелую работу, которую его заставили выполнять, Амени держался с упорством, восхищавшим Рамзеса. Конюхи, боявшиеся нового вмешательства сына Сети (они выяснили, что это был именно он), уже не издевались над Амени. Один из них, раскаявшись, не так тяжело нагружал корзины и часто помогал слишком хрупкому юноше, который, несмотря на это, таял и слабел день ото дня.
Когда Рамзес выдвинул свою кандидатуру на пост царского писца, он не был готов к конкурсу. Экзамен проходил во дворе рядом с канцелярией визиря; плотники поставили там деревянные опоры и натянули тенты, чтобы все участники могли укрыться от солнца. У Рамзеса не было никаких привилегий, ни его отец, ни мать, под страхом нарушить закон Маат, не смогли бы вмешаться, чтобы склонить судей в его пользу. Амени обязательно рано или поздно попытал бы счастья в этом конкурсе, а Рамзес не обладал ни его знаниями, ни его способностями. Но он сражался за него.
Дряхлый писец, опираясь на палку, обратился с речью к молодым людям, каждый из которых надеялся получить должность писца, предложенную центральной канцелярией.
— Вы долго изучали науки и древних авторов, чтобы получить должность, благодаря которой сможете управлять, но знаете ли вы, как обязаны себя вести? На вас должна быть чистая одежда, безупречная обувь, вы обязаны не спускать глаз с вашего свитка папируса и навсегда изгнать лень из жизни. Пусть ваша рука будет тверда, из ваших уст выходят только слова справедливости; вы должны учиться без устали и отдыха, подчиняться приказам начальников, должны стремиться только к одному: честно исполнять свои обязанности, быть полезным другим людям. Будьте внимательны и сосредоточены: обезьяна понимает обращенные к ней слова, лев поддается дрессировке, но нет существа более глупого, чем рассеянный писец. Против безделья существует только одно лекарство — палка! Ей внимает то ухо, что на спине, и все становится на свои места. А теперь — за работу!
Кандидатам выдали деревянные дощечки, покрытые тонким слоем застывшего гипса, в центре с углублением для тростниковых палочек. Все растворили в воде бруски красных и черных чернил и воззвали к великому мудрецу Имхотепу, покровителю писцов, совершив возлияние в его честь несколькими каплями краски.
За несколько часов нужно было переписать надписи, ответить на вопросы на знание иероглифов, решить алгебраические и геометрические задачи, составить образец письма, прокомментировать отрывки из древних авторов. Несколько кандидатов не завершили испытание, другие проявили недостаточно внимания. Наконец, пришла очередь последнего испытания, загадок.
Над четвертой загадкой Рамзес задумался: как писец превращает смерть в жизнь? Он не думал, что книжник обладает такой властью! В голову не приходил ни один подходящий ответ. Если он не разгадает, то, учитывая мелкие ошибки, рискует выйти из состязания. Напрасно он напрягал мысли — решение ускользало.
Даже если он провалится, то не бросит Амени. Он отведет его в пустыню, к Сетау и его змеям; лучше уж он будет ежеминутно рисковать жизнью, чем влачить жалкое существование, подобное участи раба.
Вдруг с одной из пальм спустился бабуин и забежал на территорию двора; надзиратели не успели вмешаться. Он вскочил на плечи Рамзеса, который застыл на месте. Обезьяна что-то пробормотала юноше на ухо и исчезла так же, как и появилась.
В эти несколько мгновений Сын Фараона и священное животное бога Тота, творца иероглифов, составляли как бы одно существо: их мысли слились, и разум одного двигал рукой другого.
Рамзес прочел то, что написал. Скребок из песчаника, с помощью которого писец снимает тонкий слой уже использованного гипса и заменяет его другим, свежим, позволяет ему как бы перевести дощечку из смерти в жизнь, так что ею опять можно пользоваться, как новой.
Амени был так изнурен, что уже не мог поднимать корзину; его тело разламывалось, затылок и шея затекли и были, как камень. Даже если бы его избили, он не нашел бы в себе силы сдвинуться с места. Как жестока была к нему судьба! Читать, писать, чертить иероглифы, внимать словам мудрецов, переписывать тексты, созданные цивилизацией… Какое прекрасное будущее раньше рисовалось ему! Он попытался в последний раз сдвинуть корзину. Вдруг сильная рука сделала это за него.
— Рамзес!
— Как тебе это?
Сын Фараона показал другу прекрасную ручку для перьев из позолоченного дерева, оканчивающуюся искусно выточенной лилией с конической вершиной, которой было удобно отшлифовывать надпись.
— Это великолепно!
— Это будет принадлежать тебе, если ты прочтешь эту надпись.
— «Да хранит бабуин Тота царского писца». Она не представляет никакой трудности.
— Я, Рамзес, царский писец, беру тебя своим помощником, личным писцом.