Сын вождя
Шрифт:
— Пусть судьба будет благосклонна хоть к кому-то из нас, — сказал он и отвернулся к окну, где на фоне закатного неба Кадан медленно брел прочь.
— Если бы из всех нас был только один, кому хватило бы милости судьбы, ты бы выбрал его.
Льеф кивнул.
— Тебя это удивляет? — спросил он и посмотрел на нее.
— Рун никогда не выбрал бы счастье для меня.
Льеф пожал плечами.
— Я не знаю, Сигрун. Может, ты ошиблась, когда полюбила его?
— Разве я могла выбирать, кого буду любить? — она подошла к окну
— Столько мужчин добивалось тебя. Но ты выбрала его.
— Да, — подтвердила Сигрун, — я выбрала его. И я не выбрала бы никого другого, если бы мне предложили выбирать еще раз. Так же, как ты в любой из жизней выбрал бы братом его.
Льеф молчал. Он снова думал о Руне и о том, что произошло.
— В любой из жизней, — сказал он наконец негромко, — я сделал бы все, чтобы с Каданом все было хорошо. Даже если для этого мне пришлось бы потерять брата и всю семью. Иногда мне кажется, что в то мгновение, когда я увидел его в первый раз, не молот богов ударил о землю, но я лишь увидел прошлое в его глазах. Как ты думаешь, Сигрун, может мой предок, которого звали Льеф, тоже был влюблен в него?
— Вряд ли, — Сигрун дернула головой, — в твоем роду не было тех, кто любил бы мужчин.
Льеф не ответил ей ничего. Только после долгого молчания, когда Сигрун уже собиралась уходить, он произнес:
— Сигрун… я прошу тебя. Помоги мне еще раз.
Повернув голову, Сигрун посмотрела на него.
— Я хочу встретиться с конунгом. Приведи его сюда.
— Сомневаюсь, — сухо сказала Сигрун, — что он станет с тобой говорить.
— И все же… я прошу тебя.
— Хорошо. Я схожу к нему — когда закончу дела.
Кадан вернулся в избу, когда солнце давно уже зашло. Он стоял в темноте и долго боялся приблизиться к Льефу, не замечая, что тот смотрит на него из-под приспущенных век. Наконец он шагнул вперед и прошептал:
— Прости…
— За что? — тут же откликнулся Льеф. — Я сам приказал тебе идти.
— Я не смог… не смог выполнить приказ.
Льеф снова прикрыл глаза.
— Иди ко мне, — позвал он.
Кадан подошел и осторожно пристроился на краешек топчана.
— Нет, не так, — Льеф потянул его на себя, — побудь со мной, как бывал, когда все еще было хорошо.
Кадан скинул сапоги, прилег на то место, которое, подвинувшись, освободил для него Льеф, и пристроил голову ему на плечо, стараясь не потревожить рану.
— Никогда больше не отпускай меня, — попросил он.
Льеф не ответил, потому что понятия не имел, что ждет их впереди, и не хотел попусту обещать.
— Я всегда буду думать о тебе, — только и сказал он, — даже если ты будешь далеко.
Кадан погладил его по плечу.
— Тебе хоть немножечко лучше? — спросил он.
— Я поправлюсь, — сказал Льеф. Это была ложь. Уже третьи сутки его терзала боль, и она не становилась слабей.
ГЛАВА 17.
— Сигрун. Пс.
Сигрун вздрогнула, услышав голос, зовущий ее в темноте, и на мгновение ей показалось, что это злые альвы пришли за ней.
— Кто здесь? — сухо спросила она, положив ладонь на рукоять ножа, и мужская фигура выступила из сумрака, закутанная в плащ.
— Ты не приняла решения, Сигрун?
Сигрун повела плечом.
— Я уже сказала тебе все.
— Тогда отдай мне его.
Сигрун колебалась.
— Я не могу, — устало сказала она, — я обещала ему кров. И… он хочет поговорить с тобой.
— Мне не о чем говорить с убийцей моего сына, — свет луны упал на лицо конунга, и Сигрун увидела незнакомый, ледяной блеск в его глазах. Никогда она не видела первого из северян таким.
Конунг Эрик никогда не отличался жестокостью, хотя и умел строго блюсти закон. Однако к тем, кто был верен ему, он был справедлив и добр.
Теперь же в глазах его блестело безумие, и если бы Сигрун не знала, зачем он пришел — побоялась бы находиться рядом с ним.
— Если не хочешь моего лечения — то прошу, оставь мой дом, — как могла спокойно сказала Сигрун. — Если же думаешь, что мои травы могут тебе помочь — то возможно, я что-нибудь подберу.
— Я не нуждаюсь в твоих отварах, женщина. Верни мне сына — если хочешь помочь.
— Не кричи, — ровно произнесла Сигрун, и в ее глазах тоже блеснул холодный огонек. — Колесо судьбы повернется, и ты встретишь его опять — но берегись, конунг. Судьба не любит тех, кто ставит себя выше нее.
Конунг молчал.
— Оставь меня теперь, — закончила Сигрун, — я должна закончить свои дела.
Эрик, скрипнув зубами, побрел прочь, а Сигрун присела на корточки и продолжила собирать траву.
— Резеда… — пробормотала она, — что еще… он назвал еще одну траву… ночница, да…
Оглядевшись, Сигрун сорвала с невысокого кустика несколько листков и убрала в висевший на поясе мешочек.
Она подняла глаза на луну и повторила про себя, как и научил ее галл: "Льеф. Да наполнят тебя зимние холода".
Продолжая повторять этот короткий заговор, Сигрун двинулась домой.
Кадан, как обычно, сидел на краешке топчана своего возлюбленного и дремал. Голова его лежала у Льефа на плече, а рука Льефа чуть обнимала его.
Сигрун стало тошно. Ей было тошно каждый раз, когда она видела этих двоих, которые ценой жизни ее любимого получили то, чего никогда уже не будет у нее.
"Льеф. Да наполнит твое сердце зима", — повторила она и, взяв в руки ступку, принялась готовить лечебный отвар.
Дни шли за днями, и за окнами расцветали первые цветы. Деревья шелестели листвой, и любой уже встал бы на ноги, какой бы тяжкой не была болезнь.
Но Льеф продолжал лежать. Кадан видел, что боль возлюбленного становится только сильнее день ото дня, и не знал, как мог бы ему помочь.