Сын
Шрифт:
— В Мичиган? — Я тут же пожалел, что брякнул глупость.
— Это другого круга люди, — рассеянно бросила она, и я понял, что прощен.
Я смотрю на игру света в ее волосах, линию шеи, покрытой крошечными капельками пота. Странно, как я раньше не замечал, что у нее прекрасная кожа. Она расслабленно покачивает ногой под потоком прохладного воздуха от вентилятора, разглядывая шлепанцы, которые, наверное, нашла где-то в шкафу.
— Со мной все будет в порядке, — успокаивает она. — Тебе не о чем беспокоиться.
2 июля 1917
Сходил к отцу обсудить наши проблемы. Бурильщики извели весь уголь для своего оборудования, и наконец-то наступила спасительная тишина. Я уж и забыл, каково это.
Полковник сидел в тени на террасе своего дома, больше похожего на хакале. Ничего общего с парадной усадьбой, но зато стоит в дубовой рощице, рядом журчит ручей. И здесь градусов на десять прохладнее, чем в любом другом месте на ранчо. Старик по-прежнему спит ночами в беседке во дворе (хотя провел себе электричество и включает вентилятор), отказывается пользоваться туалетом в доме, предпочитая устраиваться на корточках в кустах. Так что вокруг его дома своеобразное минное поле.
— Жара, — ворчал он. — Надо было купить земли на Льяно.
В большом доме 110 градусов, в хакале — 100 [111] .
— Тогда пришлось бы разгребать снег.
— С семьей вечно проблемы. Возьми, к примеру, Гуднайта — делает что хочет; когда команчи ушли, взял да и переехал прямо в Пало-Дуро.
— У Чарлза Гуднайта есть семья. Жена как минимум. Молли зовут.
Удивленный взгляд.
— Надо же, он никогда о ней не рассказывал. — И сменил тему: — Скоро приедет парень по прозвищу Снежок. Негр, мой приятель с давних времен. Поживет у нас какое-то время.
111
43° и 38° по Цельсию.
Я решительно откашлялся.
— Насчет этой девушки, Гарсия.
— Она не такая красотка, как ее мать. Я бы так ей прямо и сказал.
— Она симпатичная.
— Пускай выметается поскорее.
— Она нездорова.
— Это не самое важное, Пит.
— Это важно.
— По поводу этой женщины важны три вещи. Первое — ее зять стрелял в твоего сына. Второе — при поддержке полудюжины вооруженных представителей закона мы отправились наказать виновных. К сожалению, обстоятельства сложились не слишком удачно.
— Довольно мягкая формулировка, чтобы не сказать резче.
Он сердито отмахнулся, как будто от моих слов дурно пахло.
— В итоге участок ее отца был выставлен на продажу за неуплату налогов, по закону штата Техас, что все равно рано или поздно произошло бы, живи они там или нет, — они не платили налоги.
Я возмущенно фыркнул.
— Все записано.
— Что лишь подтверждает ложь.
— Пит, я многое хотел бы сохранить: индейцев, бизонов, прерии, где на двадцать миль в округе ни одной изгороди. Но время идет, все меняется.
Как насчет твоей жены, мысленно спросил я, но вслух не решился.
— Дай
— Она уйдет только через мой труп.
Он открыл было рот, но не нашелся что сказать. Судя по цвету лица, ему было жарко.
— Слушай, не лезь в бутылку.
Но я уже уходил, сунув руки в карманы, потому что они сильно дрожали. И перестали трястись, только когда я вернулся к себе.
Позвонил Салли, может, она станет голосом разума. Мы не разговаривали уже месяц — она передает новости через Консуэлу. Салли удивилась, услышав мой голос. Говорит, не собирается возвращаться в МакКаллоу-Спрингс. Мол, это была величайшая ошибка в ее жизни. Поболтали про Чарли и Гленна, они еще на сборах. Сошлись на том, что мальчики едва ли успеют на эту войну. Чарли наверняка будет разочарован, но я не стал об этом упоминать.
Потом она вскользь бросила, что провела две недели в Беркширских горах в Массачусетсе «с приятелем». Спросила, слышал ли я об этом и не потому ли звоню. Нелепо и наивно интересоваться ее мнением по поводу Марии Гарсия; напрасно вообще позвонил ей, удивительное безрассудство. Но она подумала, что я раздосадован ее похождениями, и тут же взяла примирительный тон:
— Мне грустно здесь без тебя.
— Я работаю.
Пауза.
— Мы расстались?
— Не знаю.
— Но мы решили пожить отдельно друг от друга.
— Мне все равно, что ты делаешь, — твердо сказал я.
— Я просто спросила. Пытаюсь разобраться с нашим статусом.
— Делай что хочешь.
— Я понимаю, что тебе безразлично, Питер. Тебе нет дела ни до чего кроме себя и своих печалей. В этом и состоит смысл твоей жизни — убедиться, что ты самый несчастный человек на свете.
— Меня и раньше не интересовали твои дела. Не понимаю, почему сейчас я должен о них беспокоиться.
— А я не понимаю, почему до сих пор люблю тебя, но это факт. Хочу, чтобы ты это знал. Ты можешь вернуться в любой момент.
— Очень мило.
Пауза.
— Ну, — вздохнула она, — и как там дела с буровой?
Спустился узнать насчет ужина.
— Ваш отец не велел мне готовить для нее, — сообщила Консуэла.
Я равнодушно пожал плечами.
— Я сегодня приготовила для вас побольше.
Посоветоваться не с кем, даже с Консуэлой; знаю, что она ответит. Как и любой на ее месте. От Марии надо избавиться, это будет правильно. Ради ее собственного блага.
Десять минут поисков — и я обнаружил ее в библиотеке. Лучшее место в доме: почти все окна выходят на север, а между камней там кое-где проступает вода, поэтому вокруг зелено.
— Что случилось? — встревожилась она.
Я молчал.
— Я видела, как ты вышел из отцовского дома.
Неопределенный взмах рукой.
— Понятно. Консуэла тут намекала кое на что, я сложила два и два.
— У твоей семьи был счет в банке?
— Был, конечно. На то немногое, что смогла снять, я и жила.
— И больше ничего не осталось?
— Не беспокойся обо мне.
— Тогда он побеспокоится. — Я имел в виду Полковника.
— Из-за земли люди сходят с ума.