Сын
Шрифт:
— Что?
— Что ты и разговаривать со мной не станешь, вот что.
— Почему он решил поручить нам с тобой это дело?
— Пожалуй, в основном потому, что я согласился работать задешево.
— Финеас не дурак.
— Вот уж точно. В этом я ни секунды не сомневаюсь.
— Ты ему нравишься. Немногие могут этим похвастаться.
— Да уж.
— А может потому, что мы оба сироты.
— Такое мне в голову не приходило.
— Правда?
Помолчали.
— В общем, твое личное дело, как ты ко всему этому относишься, — заключил он. — Бывает гораздо
— Я тебе не слишком нравлюсь.
— Точно. Не могу сказать, нравишься ты мне или нет.
Она шутливо ткнула его в бок.
— Но на солнышке ты симпатичная.
— Мне хорошо, — пробормотала она. Платье она уже успела снять. Прикрыв глаза, следила за цветными пятнами, плывущими под веками. — Так всю жизнь здесь и валялась бы.
Ночью они опять занимались любовью, а позже разошлись по своим спальням. Джинни не хотела, чтобы Флорес что-нибудь заподозрила, хотя совершенно непонятно, с чего бы ее это волновало. Лежа в одиночестве в постели, она опять терзалась сомнениями, не совершила ли ошибку.
Но утром первой мыслью была мысль о нем и почему он не лежит рядом, и она обнимала подушку и даже целовала ее, воображая, что это его шея. Странное чувство. Может, лучше остаться сегодня дома, запереться в комнате и не выходить… Это была блажь, она воспользовалась случаем, не стоит немедленно кидаться во все тяжкие. Да, решено, ей не стоит с ним встречаться. Нечего к нему привязываться.
Время шло, она понимала, что ее, наверное, ждут внизу; взволнованно подскочила, стремительно собралась и помчалась к нему.
Завтракали они медленно, мучаясь от невозможности поговорить и сверля взглядами спину Флорес — скорей бы ушла. Наконец Джинни произнесла, по ее мнению, совершенно невинным тоном (нисколечко, конечно, ну какая уж тут невинность при подобных обстоятельствах), что они с Хэнком сами приберут посуду.
Едва за Флорес закрылась дверь, как они ринулись в кладовку, сорвали одежду друг с друга, сначала попробовали стоя, но оказалось мало, и все закончилось на полу, среди банок с бобами и мешков с мукой. По спине пробежал холодок при мысли, что отец сейчас видит ее и осуждает, но потом она решила, что будет делать то, что ей нравится.
Спустя полгода заработала первая буровая установка. После серии пробных взрывов Хэнк выбрал место на одном из старых пастбищ Гарсия. Он решительно (сначала ей это показалось отвратительным, а потом обворожительным) совал в рот кусочки породы, выхватывая их прямо из вибрационного сита. Нефть надо чувствовать на вкус, утверждал он, и если она хочет разбираться в этом бизнесе, то должна понять, каков он, вкус нефти. Рыхлый кусочек известняка, извлеченный с глубины в несколько тысяч футов, был влажный, грязный, отвратительно пах серой. Джинни коснулась самым кончиком языка, и ее чуть не вырвало тут же; да, вкус нефти, но с примесью чего-то горького или гнилого — все-таки эта штука пролежала в глубинах земли почти сто миллионов лет.
Ближе к вечеру большой дизель «Камминс» угрожающе загудел, бурильная колонна подпрыгнула и глубоко провалилась
— Это плохо, — пробормотал Хэнк.
Мощность двигателя упала, шум стих, но рабочие вдруг деловито засуетились. Наверху произошло какое-то движение; верховой рабочий стремительно соскользнул по лестнице со своей платформы, пронесся мимо нее к ямам с раствором, и через минуту взревел насос.
Ничего вроде бы не изменилось, но все вокруг забегали как настеганные. Забавно. Она облокотилась на поручни.
Монтажник с помощником вскрывали мешки с баритом [110] и сыпали его в ямы с раствором; верховой рабочий качал раствор из резервуара.
Тут и она заметила перемены: труба, которая мирно откачивала буровой раствор в сито весь день, вдруг начала фыркать и плеваться жидкостью. Буровой раствор удерживает бур вертикально; эта жижа — единственное, что не позволяет газу вырваться из скважины.
110
Тяжелый шпат, в нефтяной промышленности используется для повышения плотности бурового раствора.
Она занервничала. А через минуту что-то громко хлопнуло и фонтан грязи взмыл над талевым блоком. Резко запахло серой, Хэнк махнул ей:
— Убирайся оттуда!
— Почему?
— Мы сейчас взорвемся!
И тут же забыл о ней. Обращается с ней, как с девчонкой-несмышленышем. Ну уж нет, не выйдет. И Джинни осталась на месте. Она никогда ничему не научится, если будет убегать при первых же сложностях.
— Прочь с вышки! — рявкнул он, а она опять не подчинилась.
Хэнк отсоединил бур и отбросил плашки. Еще один фонтан грязи, более мощный, забрызгал ее с головы до ног.
— Уберись же к чертовой матери с вышки, Джинни! — Он швырнул ее в сторону лесенки.
Бросив изумленный взгляд, она наконец повиновалась. Но Хэнк уже вновь забыл про нее. Она присела на камень в нескольких ярдах в сторонке. Испугалась, не очень понимая, чего именно. С другой стороны, если что-то случится… оно и к лучшему. Она будет с ним до конца.
Минут через десять-пятнадцать фырканье прекратилось. Раствор опять потек в резервуар. Мужчины смеялись, хлопали друг друга по спине, и по тому, как быстро они говорили и нервно улыбались, она поняла, насколько сильно все перепугались. Сотни пустых мешков с логотипом «Бароид» разносило ветром.
Хэнк махнул мотористу, тот заглушил двигатель, и мужчины уселись рядом с подсобкой. Кто-то закурил, но Хэнк быстрым движением вырвал сигарету изо рта, загасил и тщательно притоптал пепел.
— Давай без этой ковбойской дурости, идет?
Парень кивнул.
— В следующий раз, — повернулся он к Джинни, — когда я велю уходить, ты уйдешь.
— Но как я научусь, если буду уходить, когда начинаются проблемы?
— Ты бы в любом случае ничему не научилась. Огненный шар видно было бы даже из города.