Сын
Шрифт:
– Я так понял, его арестовали?
– продолжал спрашивать сыщик.
– Милиционер сказал, что он вроде бы погиб.
– И давно был обыск?
– В прошлый четверг.
– Что-нибудь нашли?
– Нет, ничего особенного. Мы понятыми были с Чистяковой, - Жбанков кивнул на правую стену.
– Да не беспокойтесь вы. Квартира свободна, жить будете спокойно, а жильца того выкиньте из головы. От него даже вещей не осталось. Всё милиция забрала.
Ребрин с усмешкой покачал головой.
– Согласитесь, не всякий захочет вселяться в квартиру,
– Да помилуй бог!
– Хозяин развёл руками.
– Его уж нет давно!...
– А не нагрянут сюда его дружки? После обыска никто не приходил?
– Никто.
Ребрин прошёл на кухню.
– Почему тут линолеум вздулся?
– Так это ж...
– Хозяин хохотнул.
– Милиция постаралась. Искали чего-то...
– Ладно, - лицо сыщика оставалось невозмутимым.
– Мы с другом подумаем насчёт вашей квартиры. Если что надумаем, позвоним завтра.
Все трое спустились вниз. Ребрин с Максимовым сели в машину, Жбанков в квартиру возвращаться не стал, зашагал по асфальтовой дорожке к Ленинскому проспекту.
– Пока мы здесь, поговорим с Чистяковой, - сказал Ребрин, дождавшись, когда он скроется из виду.
– Не знаю, что нового она нам скажет, но всё-таки.
Они на всякий случай отъехали от подъезда и снова вылезли. На седьмом этаже Ребрин, сориентировавшись, позвонил в сто четырнадцатую квартиру. За дверью залаяла собака.
– Кто там?
– раздался женский голос.
– Мы из районной прокуратуры, - сказал Ребрин.
– Нам надо поговорить с гражданкой Чистяковой по поводу сто пятнадцатой квартиры.
Дверь приоткрылась. За дверной цепочкой показалось худое остроносое лицо пожилой женщины. Тёмные внимательные глаза всматривались в гостей.
Ребрин показал фальшивое удостоверение.
– Старший следователь по уголовным делам капитан Панфилов. А это лейтенант Островский, - кивнул он на Андрея.
Женщина повертела удостоверение в руках и возвратила Ребрину. У Николая ещё со времён работы в "Шансе" осталось несколько подобных удостоверений. В случае необходимости он мог представиться офицером ФСК, помощником депутата Госдумы, следователем, инспектором ГАИ. Фальшивые документы Ребрин использовал крайне редко и только при общении с обывателями, которые вряд ли способны были отличить подделку от подлинника.
На Чистякову документ произвёл впечатление. Она сняла цепочку и, прикрикнув на собаку, открыла дверь шире.
– Проходите. Если что, я всегда готова помочь. Да вы проходите, садитесь где вам удобно.
Ребрин, глянув на большого лохматого пса, вошёл в комнату и присел к круглому столу, накрытому цветастой скатертью. Максимов расположился за его спиной на диване.
– А я давно знала, что этот жилец - уголовник, - заговорила хозяйка, не дожидаясь вопросов "следователя".
– Почему вы так решили?
– Похож на уголовника, и ходили к нему такие же, как он, - стриженые, в кожаных куртках. И рожи у них типично уголовные.
– Это он?
– Сыщик показал ей фотографию Клычкова.
–
– Любопытно, - Ребрин убрал снимок в карман и раскрыл блокнот.
– Какими?
– Воровал, вот какими!
– Откуда вы знаете?
– Как будто я слепая!
– Женщина доверительно наклонилась к сыщику.
– У меня, как кто пройдёт мимо квартиры, сразу собака начинает лаять. А ходил этот Клычков со своими друзьями в основном среди ночи. Дверь сто пятнадцатой - вот она, рядом с моей. Всё слышно!
– Значит, жилец возвращался к себе в квартиру чаще всего по ночам?
– уточнил Ребрин.
– Но почему всё-таки вы решили, что он ворует?
– Я видела в "глазок", как он с дружками таскал какие-то сумки, свёртки и коробки... Коробки были с телевизорами, со всякой аппаратурой... Представляете, товарищ следователь, подгоняют среди ночи к подъезду машину и выгружают вещи, заносят в квартиру, а потом, на другую ночь, выносят обратно...
– Но он мог заниматься мелкооптовой торговлей, - заметил Максимов.
– Воровал!
– настаивала хозяйка.
– А то, может, и грабил, иначе стали бы у него обыск делать?!
– Если вы с самого начала разглядели в нём преступника, то это делает честь вашей наблюдательности, - сказал Ребрин.
Хозяйка не удержалась от самодовольной улыбки.
– А что, товарищ следователь, что-нибудь узнали о нём?
– Пока ничего определённого. Следствие только началось, и ещё неизвестно, сколько будет продолжаться. Нам нужно ещё многое выяснить об этом Клычкове. Скажите... мм... Как вас по имени-отчеству?
– Нина Владимировна.
– Скажите, Нина Владимировна, много ли народу навещало Клычкова?
– Пожалуй, только четверо, - ответила женщина после короткой заминки.
– Вы их видели?
– Видела. Я, когда собака начинает лаять, всегда заглядываю в "глазок". На площадке у нас лампа горит яркая, я все их рожи очень хорошо разглядела.
– Вы можете описать внешность этих людей?
– Могу, конечно. Один - кавказец. Роста, пожалуй, чуть ниже среднего, плотноватый, лицо такое круглое, пухлое, глаза большие, чёрные, а носик совсем маленький... На вид ему лет двадцать пять - тридцать.
Ребрин кивнул, делая запись в блокноте.
– Второй...
– Постойте. О первом вы ничего больше не можете сказать?
Женщина задумалась.
– Во что одет, характерные приметы, - подсказал Андрей.
– Одет в джинсы, в кожаную куртку... Приметы... Сейчас даже и не вспомню... Он чаще остальных приходил к Клычкову.
– Хорошо. Давайте теперь о втором.
– Этот бывал реже... Высокий, плечистый. Разговаривал грубым голосом. Лицо неприятное, взгляд неприятный. Чистый уголовник. Коротко стрижен. Усы имел... Ходил обычно в сером пиджаке, а когда стояли жаркие дни, появлялся в майке с надписью "Рибок".