Сыновья человека с каменным сердцем
Шрифт:
Такой вопрос может показаться странным. Как это так: двести двадцать венгерских гусар, этих кентавров нового времени, не знают, куда им идти, когда в руках у них верные сабли?
Но подумали ли вы о том, что эти гусары три ночи не смыкали глаз, не имели во рту ни росинки, что лошади их покрыты коркой грязи, что солдаты до нитки вымокли в реке и тело витязей сковал осенний пронизывающий холод? Полководцы знают, сколько битв проиграно только из-за того, что солдаты были голодны, сколько славных армий, готовых, казалось, штурмовать небеса, разбил презренный враг только потому, что он-то был сыт.
Рихард отлично понимал, что сейчас вести отряд в бой нельзя. Люди едва не валились с коней от слабости, – где им было выдержать сражение!
Придет еще и на их улицу праздник, лишь бы им выдержать это суровое испытание.
И как вы думаете: что пришло им на помощь? Беспощадная осенняя ночь, которую они только недавно проклинали. Она внезапно окутала землю таким густым и вязким туманом, что в двадцати шагах ничего не было видно. Ночь как бы говорила: «Я вас укрою, друзья».
– А ну, ребята, – повеселев, обратился Рихард к. своим гусарам, – давайте, выкинем дерзкий номер. Обернем копыта лошадей чепраками и – вперед!
Солдаты поняли его план. Через полчаса все было готово. Теперь стука копыт совсем не было слышно.
Отряд въехал прямо на городскую дорогу. Вступив на нее, гусары как ни в чем не бывало продолжали свой путь к городу.
Навстречу не попадалось ни души. Добропорядочные бюргеры уже давно спали.
Гусары ничего не видели перед собой. Но они двигались все вперед и вперед. Вдруг они услышали колотушку ночного сторожа – было одиннадцать часов. Затем им встретился какой-то человек с фонарем, но он остановился шагах в пятидесяти, и снова послышалась колотушка сторожа. Если бы он увидел их, то наверняка подумал бы, что это призраки, бесшумно скользящие в тумане.
По обеим сторонам время от времени выступали из тьмы белые домики, в их окнах еще горели свечи. Лишь псы как-то странно выли и тявкали, пока отряд двигался через город: как бы они не всполошили хозяев!
Приближалось самое опасное место. У городской заставы дорогу обычно преграждает шлагбаум. Невдалеке должен был находиться сторожевой пост.
В том, что это действительно так, гусары вскоре сами убедились. Примерно в двухстах шагах впереди они вдруг услышали протяжную команду: «Ра-аз-во-од гото-овьсь!»
Отлично.
За этой командой всегда следует смена караула.
Так оно и есть. Послышался мерный шум.
– Их тут не меньше эскадрона, – произнес вполголоса господин Пал.
Через несколько минут конский топот послышался ближе.
– Они движутся прямо на нас! – сказал Рихард. – Сабли – к бою!
Иного выхода не было.
Однако неприятельская конница не столкнулась с гусарским отрядом: она мирно свернула в сторону, и цоканье копыт вскоре стихло. Должно быть, австрийцы поехали разводить посты в другом конце города.
Гусары спокойно продолжали свой путь; они миновали поднятый шлагбаум и проехали мимо караульного. В темноте и тумане неприятельский солдат, естественно, принял гусар за свой же собственный разводящий отряд и немного удивился его многочисленности. Но так как о своем удивлении караульный доложил начальнику лишь два часа спустя, а тот только еще через час решился доложить об этом коменданту, отряд Рихарда за это время успел уйти довольно далеко.
– Ну, ребята, теперь можно закурить, – сказал капитан, когда гусары отъехали от города на значительное расстояние. – Снимайте с коней постолы.
Шутка командира развеселила гусар. Повеселели, казалось, и лошади. Они пустились вскачь, словно только что вышли из конюшни. Какой-то молодой гусар нарушил тишину ночи песней: «Шапка красная горит – вешать носа не велит!» Господин Пал негромко подхватил басом: «А на шапке бела роза – не увянет от мороза». И вскоре пел уже весь отряд.
Всю ночь гусары шли с песней.
По наезженной дороге двигаться было легко; после вчерашней непролазной грязи такой путь казался отдыхом. Дорога поднималась все выше и выше в горы.
Когда взошло солнце и туман совсем рассеялся, перед всадниками открылись Карпаты. За ними лежала родина!
Прекрасен осенний пейзаж. Вблизи – слева и справа – прихваченная заморозками желтая и красная листва букового леса, вдали – вечнозеленая хвоя темных сосен, из-за которых поднимаются снежные склоны гор.
Людской океан остался позади! Оглянешься назад и, пока хватает глаз, видишь один лишь волнующийся туман – море тумана, окутавшего землю и похожего своими снежно-белыми высокими волнами на штормовое море. То здесь, то там попадаются среди этого безбрежного моря маленькие зеленые островки. А на дне его лежит страна, через которую три дня и три ночи подряд пробивались гусары… И так легко стало у них на душе, что они вмиг позабыли все пережитое, словно оставили все свои горести там, в тумане, из которого они только что вырвались. Все страдания будто рукой сняло!
Вдобавок им вскоре встретилась дружелюбная горная деревушка; жители здесь не отказали беглецам в помощи и сочувствии, как те, что обитали на дне земного океана. Все – от мала до велика – с радостью приглашали солдат в дома. Перед гусарами открывались ворота, тх кони стояли по колено в сене, крестьяне помогали подковывать лошадей, чинить сбрую. На стол ставили еду и питье. Правда, деревня была небогатая, и особенно угощать солдат было нечем, но гусары радовались даже черному хлебу. Для служивых крестьяне резали коз, жарили свежее мясо, варили жирную кашу, доставали из погребов огромные головки козьего сыра, ввинчивали краны в бочки с можжевеловкой и делали все это, не спрашивая, кто будет расплачиваться за угощение.
Да, это тебе не вчерашний обед!
И все-таки, будто по воле рока, с обедом получилось то же, что накануне.
Когда все было наполовину подготовлено, изжарено, прискакали дозорные: показался неприятель!
Враг, как видно, стремился взять реванш за вчерашнее поражение, выставившее его на посмешище. Он посадил пехоту на повозки, выслал вперед конный отряд и бросился в погоню за гусарами. Не велико искусство догнать на свежих лошадях измученных и обессиливших беглецов.
Значит, бежать?