Сыновья человека с каменным сердцем
Шрифт:
– Я разобрал и вторую запруду! – крикнул Рихард. – За час, пожалуй, тебе не управиться.
Командир кирасиров понял, что Рихард был прав.
– Я не могу к тебе добраться, но если ты действительно благородный человек, стой там, где стоишь, и давай сразимся через огонь и воду, как подобает настоящим офицерам.
– Предлагаю пистолеты!
– Согласен.
– Стреляем до тех пор, пока один из нас не слетит с коня.
– Не возражаю. Пусть только солдаты отойдут в сторону; зачем им рисковать головой.
– Верно! Направо марш!
– Налево марш!
Офицеры стояли по обе стороны разлившегося потока, над которым трещало пламя горящего моста: прекрасное освещение для ночной дуэли!
На каждом из них был белый плащ, представлявший собою хорошую мишень. Дважды выстрелили они друг в друга: пуля Палвица пробила кивер Рихарда, а пуля капитана оставила глубокую вмятину в кирасе австрийца.
– Зарядим снова! – крикнул Палвиц.
Но они уже не успели этого, сделать; новый поток воды, хлынувший сквозь разрушенную Палом запруду, сорвал со свай горящий помост, и всё мгновенно погрузилось во тьму; противники вынуждены были отъехать от гремящего потока в разные стороны.
– Завтра продолжим! – крикнул Палвиц.
– К вашим услугам! – ответил Рихард.
Топь, которая минуту назад еще казалась кроваво-красной, как Флегетон, теперь стала черной, как Стикс, [59]
Еще полдня было выиграно у преследователей. За это время гусары смогут уйти далеко вперед.
Одно было плохо: против гусар были настроены местные жители. Во всех деревнях, куда они заезжали, крестьяне отказывали им в продовольствии. «Недоброе вы задумали», – говорили они, качая головами, и всадникам приходилось голодными ехать дальше, так как применять силу они не хотели.
59
По греческой мифологии, река забвения, за которой находится потусторонний мир
Перед одной горной речкой их встретили люди, вооруженные косами и топорами; они защищали переправу.
– Что, господин капитан, придется их попугать, как тех, что под венским монастырем?
– Нельзя, – ответил Рихард. – С крестьянами драться не будем.
Правда, местных жителей можно было разогнать одним залпом, но он предпочел сделать двухчасовой крюк, чтобы найти другую переправу через горную речушку.
Он хотел достигнуть своей родины без кровопролитий.
С провиантом было худо. От гусар все прятали.
В полдень отряд подъехал к какой-то корчме, где наконец удалось раздобыть хлеба и водки.
Хлеб разделили на равные порции; сам капитан и роздал бойцам, как на причастии. Глоток водки и хлеб – вот был и весь их обед. Они походили на потерпевших кораблекрушение людей, спасающихся на плоту среди бурного и безбрежного океана.
К вечеру на пути отряда опять встретилась мельница, стоявшая на берегу небольшого ручья; там в это время мололи гречиху.
То было настоящее Эльдорадо! Гречишной мамалыги хватит вдоволь на всех! Щедрый, поистине Лукуллов пир! Правда, не было у них ни масла, ни сала, но гречневая каша и без того хороша. Кому не знаком ее вкус! Когда на охоте кончаются все съестные припасы и тропа выводит изголодавшегося охотника к сторожке лесника, каким лакомым кажется это блюдо – гречневая каша на воде!
Гусары расседлали коней. Одни стали их мыть и чистить, другие направились к мельнице; там, под навесом, в огромном котле с большим поварским искусством была уже перемешана с водой продельная гречневая крупа, медленно превращавшаяся на огне в пестро-коричневую плотную массу, которую называют «пулиска», то есть гречневая мамалыга.
Пока готовилось это лакомое кушанье, Рихард позаботился выставить караулы, чтобы предотвратить всякие неожиданности.
Наконец каша сварилась, чугунный котел подняли на шестах с огня и, чтобы варево поскорее остыло, расстелили на земле дюжину гусарских плащей. После этого огромной деревянной ложкой-лопатой густую дымящуюся массу разделили на двенадцать частей. Но даже волчий аппетит гусар еще долго не мог их заставить приняться за обжигающую мамалыгу.
Когда наконец первая партия солдат подошла к расстеленным на земле белым плащам, которые одновременно служили и скатертью и тарелками, прискакали дозорные с криком: «Кирасиры подходят!»
Гусары быстро оседлали коней и рысью двинулись в путь. Кашу пришлось завернуть в плащи и взять с собой! Эх, так и не удалось отведать ее горячей!
А ведь только что, казалось, даже сам лес благословлял их отдых!
И вот – снова в седле, снова вперед, во весь опор!
Теперь уже Рихард не выбирал дороги или просеки; вырвавшись на широкую равнину, он направил своего коня прямо на закат солнца. Отряд несся по пашням, по лугам, по полям так, что только комья грязи летели из-под конских копыт.
– Пропадем мы здесь! – ворчал Пал за спиной капитана, оглядываясь на растянувшихся беспорядочной цепью гусар.
И действительно, несколько лошадей в отряде уже пало. Спешившись, солдаты снимали с коней уздечки (сбрую надо сохранить!) и бежали вслед за всадниками.
Однако и отряд преследователей был не в лучшем положении.
Хотя кирасиры и нагнали противника, пройдя напрямик тот отрезок пути, где гусарам пришлось сделать большой крюк, но сейчас, по вспаханному полю, они не могли быстро продвигаться.
Рихард тотчас оценил это обстоятельство. Тяжелая кавалерия могла двигаться по мягкой почве лишь шагом, тогда как гусары, хотя им тоже приходилось нелегко, ехали мелкой рысью.
Это давало гусарам преимущество; к тому же кирасиры должны были скорее выдохнуться.
Рихард пропустил свой отряд вперед и ехал сзади, чтобы не потерять ни одного человека. Если с кем случится беда, он придет на помощь.
Так, замыкая свой отряд, он снова увидел Отто Палвица.
Командир кирасирского полка вырвался вперед, намного опередив своих кавалеристов. Он стремился один на один сойтись с Рихардом.
Капитан ехал рысью, изредка оглядываясь па своего противника и подпуская его все ближе и ближе.
Вскоре всадники оказались на таком расстоянии, что могли слышать друг друга.
– Стой! Нам надо поговорить! – крикнул Палвиц.
– Говори, я и отсюда слышу, – отозвался Барадлаи.
– Если ты не трус, остановись!
– Чтобы уйти от погони, тоже требуется храбрость!
– Нет! Это трусость! Я вижу только твою спину!
– Подожди, увидишь и лицо!
– Значит, ты не смеешь драться со мной?