Сыновья
Шрифт:
— Красиво, а? Только тут, на боку, немного выцвело, но это почти незаметно. Я ужасно рада!
Матиас Брентен не узнавал своей жены. Что с ней случилось? Говорит, точно по книге читает. Дома она за целый день трех слов не скажет. Минна заставила его пощупать ткань подаренного платья, и он, как полагалось, сказал:
— Да, дружок, замечательная материя!
— Вы договорились? — спросила Мими. — К чему же вы пришли?
Матиас промолчал и только посмотрел на Хинриха. А тот потер руки, откинулся на спинку
— Я думаю, что у Карла трудности со сбытом сигар. Поэтому я напишу ему, что готов время от времени покупать у него, ну, скажем… до тысячи сигар. Пусть даже по розничной цене, если он пожелает.
— Но послушай, Хинрих, ты же говорил, что его сигары в рот не возьмешь, такая это гадость.
— Хотя бы и так! Но мы ведь хотим ему помочь!
— Ты во всех отношениях слишком благороден. Я знаю, какие сигары тебе нравятся, и, если я не ошибаюсь, то покупать сигары у Карла — выброшенные деньги.
Хинрих рассмеялся.
— Как же выброшенные? Ведь их же получит Карл! — И он прибавил: — Думаю, что это наиболее безболезненная форма помощи: она его не обидит и не обременит долгами.
— Спасибо тебе, Хинрих! — Мими поцеловала мужа в лоб. — Будем надеяться, что Карл сумеет оценить все, что для него делают.
Матиас Брентен не сказал ни слова.
Близился вечер, и он, не глядя на явное недовольство жены, стал прощаться. Брентены ушли еще до ужина, на который Вильмерсы ждали дочерей с их мужьями.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
I
В кружке эвтерповцев «новенькая», девушка с худощавым, бледным широкоскулым лицом и умным взглядом светло-серых глаз, привлекала к себе внимание своими непокорными кудрями. Темные, почти черные волосы, отливавшие металлическим блеском, подчеркивали бледность лица. Она была на несколько лет старше остальных девушек и по всему своему облику и манерам казалась взрослой женщиной.
Юноши, оставаясь одни, любили подтрунить над девушками своего кружка. Хотя бы для того, чтобы не прослыть «дамскими угодниками», — этого они боялись больше всего. Но ни одна из девушек не была так часто мишенью для острот, как Катарина Крамер. В сущности, никто не мог сказать, как она попала в кружок. Она как-то появилась там, потом зачастила и стала постоянным членом кружка.
Катарина служила в конторе кооперативного товарищества. Она умела двумя-тремя меткими, язвительными штрихами обрисовать того или иного из своих начальников, «господ товарищей». Дважды она подавала жалобы на дирекцию в суд по трудовым конфликтам, и оба раза требования ее удовлетворяли.
С тех пор между нею и ее начальством шла непрерывная мелочная война; от Катарины с радостью бы избавились, но она не уходила из чистого упорства.
Эта
В те годы Камерный театр на Безенбиндерхофе считался одним из наиболее передовых в Германии. Под художественным руководством Эриха Цигеля и Артура Закхайма, выдающиеся актеры, имена которых вскоре стали известны далеко за пределами страны, создавали для ценителей искусства интереснейшие спектакли.
Катарина и Вальтер стали рьяными посетителями Камерного театра, а вскоре и завсегдатаями «Артистического погребка» — небольшого ресторана при театре.
Однажды, по дороге в театр, Вальтер встретил Грету Бомгарден. Он бы ее не узнал, если бы она так пристально не смотрела на него.
— Да ну? Неужели ты?
Грета подошла и протянула ему руку. Она пополнела, щеки еще больше округлились. А как разодета! Элегантное летнее светлое пальто, широкополая соломенная шляпа… Он невольно взглянул на ее ноги. Так и есть — высокие каблучки!
Столь бесцеремонный осмотр смутил Грету. Но она ничего не сказала, только взглянула на Вальтера.
— Ну, как живешь, Грета? Не видались мы с тобой целую вечность!
— Да, это верно. Тебя удивляет мой вид?
— Нет, нисколько! Право же… Так что же ты поделываешь?
— Работаю личным секретарем у Маркардта.
— Да? Скажи пожалуйста! А кто такой Маркардт?
— Не знаешь? Ну, как же так? Ведь это первый человек в «Кооперативном товариществе оптовых закупок»! Его знает весь Гамбург. По крайней мере, все социалисты.
— А ты разве все еще социалистка?
— Ты сомневаешься, Вальтер? Не обижай меня! Ведь я все та же стрекоза, «тяжелый случай», как ты меня называл! — Она рассмеялась и схватила его за руку. — Уверяю тебя!
— Верю! — сказал он.
— Это потому, что я не так… не так одеваюсь, не прыгаю и не ношусь, как коза? Поверь, все это только внешнее. В конце концов, мы стали старше, а значит, и благоразумия прибавилось, верно?
— Разве так уж обязательно людям с годами становиться благоразумней?
— Да видишь ли… Я… я… Нет, ты странный… Скажи, ты хоть чуточку рад, что мы встретились?
— Рад ли?
— Только честно, прошу тебя!
— Ну конечно же, Грета! Не часто бывает, что вдруг встретишься после стольких лет. А воспоминания… Не знаю, поймешь ли ты меня…
— Еще бы! Я очень хорошо тебя понимаю! Очень! Ты не проводишь меня немного?
На короткое мгновенье он заколебался.
— К сожалению, не могу, Грета! У меня свиданье.
— С «ней»? — Грета лукаво подмигнула.