Сыщица начала века
Шрифт:
Ох, как стало хорошо, чудно и спокойно! Перестал ныть зуб под коронкой, донимавший Алену уже вторую неделю, притупилось острое сознание собственного идиотизма, голова стала легкой-легкой, и все страшные картины нынешнего вечера словно бы эмигрировали куда-то из ее сознания… Увы, оттуда, где они надеялись обрести новое место жительства, их вскоре завернули таможенники, и они вновь принялись колотиться в бедную, больную голову задремавшей писательницы… и терзали ее до самого утра, вернее, до полудня, ибо, когда она заставила наконец себя посмотреть на часы, стрелки уже сошлись на двенадцати, и это была отнюдь не полночь.
И в то же мгновение, словно ожидая, когда мающаяся с похмелья писательница разомкнет воспаленные вежды, раздался звонок.
– Алло? – слабо выдохнула Алена.
– Алена, привет, это я, – послышался грустный-прегрустный голос. Он что-то напоминал нашей писательнице, а потому она не стала вежливо (и грубо тоже не стала) выпытывать, кто это звонит, а просто решила положиться на судьбу и подождать ее подсказки.
– Привет, – отозвалась Алена, в очередной, примерно двухсотый раз остро жалея, что так и не обзавелась радиотелефоном-трубкой, с которой можно было бы сейчас пройти на кухню и напиться вволю воды прямо из-под крана – ледяной и вкусной-превкусной. Она любила воду из-под крана больше всех минералок на свете и обычно пила только ее, презирая все и всяческие очистки, потому что была убеждена, что человеческий организм должен приспосабливаться к той среде, в которой он обитает, а не абстрагироваться от нее. И, видимо, Алена была совершенно права, потому что практически никогда и ничем не болела, разве что простывала единожды в год, в конце зимы.
– Я просто еще раз хочу тебе большое спасибо сказать, что ты так самоотверженно шлялась со мной до полуночи по этой дурацкой Мануфактурной, а потом еще и телефон добывала, – проговорила неизвестная женщина, и Алена впервые за это утро вздохнула с облегчением.
Да ведь никакая она не неизвестная. Это Света! Света Львова!
– Ну как, дозвонилась ты этим козлам? – спросила она, радуясь, что в жизни есть кое-что, кроме похмельно трещащей головы и серой, колышущейся мути в желудке.
– Дозвониться-то я дозвонилась, но козлы – они козлы и есть. Облом! Они и правда уже не хотят мою квартиру, нашли другую, договор с теми людьми подписали и даже аванс внесли, – уныло рассказала Света. – Они так спокойно мне все это сообщили, как ни в чем не бывало. И меня же, главное, обвинили, что я не хотела брать аванс! Надо было, говорят, брать, а то мы не верили в серьезность ваших намерений! А я вообще никаких авансов терпеть не могу, в долг не беру! – чуть не плакала Света.
– Да, переизбыток порядочности в наше время – это скорее порок, – пробурчала Алена. – Ничего, Светик, не горюй. Все, что ни делается… и далее по тексту. Значит, так угодно святым небесным силам. А ты как вообще? Худеешь?
– Ой, не говори! – Голос Светы стал вовсе неживым. – С утра кофе без сахара, булочку нельзя, один маленький йогурт. И так до обеда страдать. А на обед тарелочка винегретика и яблоко. Или две печеные картофелины. ИЛИ, а не И, заметь себе! Ужин тоже будет какой-то не различимый глазом. Нет, я умру! Я не могу ни о чем думать, кроме как о еде! А ведь я только сегодня села на диету! Кажется, мне эта кодировка не помогла! – Она громко всхлипнула.
– И не поможет! – голосом кумской сивиллы изрекла Алена. – Я же тебе говорила, как надо питаться! Берешь ломоть тыквы…
– Я ненавижу тыкву! – вскричала Света. – Да у меня ее и нету, у меня только морковка, а ее я тоже ненавижу!
И она бросила трубку.
Алена только вздохнула. Света или сживется с перманентной анорексией, которая преследует всех, кто хочет похудеть, или… или плюнет на все это дело, на кодирование вместе с кодировщиком, и будет ужинать в десять вечера блинами с мясом!
Она дошла до кухни и наконец-то напилась воды. В желудке стало немного легче, но в голове по-прежнему ковали что-то железное. Алена всыпала в турку четыре ложки «Жокея по-восточному» вместо обычных двух с половиной, налила воды и поставила на конфорку.
В это время телефон зазвенел снова. На кухне тоже стоял аппарат, и Алена схватила трубку, косясь на плиту – у нее вечно убегал кофе, заливая горелку.
– Алло?
– «Новости» смотрела? – спросил жуткий, какой-то преступный голос, и Алена чуть не выронила трубку.
– Какие… кто… – залепетала она, задыхаясь, и голос в трубке стал сердитым и узнаваемым:
– Ты что, с ума сошла? Это я, Инна!
– Инночка… – выдохнула Алена со смешанным чувством облегчения и усиливающегося ужаса. – Что случилось?!
– Ничего особенного, кроме того, что таким похмельем я в жизни не маялась, – сообщила подруга. – И Ленька тоже. Нас просто нет!
– Меня тоже нет, – сообщила Алена.
– И не только нас с тобой, – загадочно сообщила Инна.
– То есть?
– Да вот то и есть. Я включила «Новости» по «Волге», а там кратенькое такое официальное сообщение: известная тебе фигура отбыла вчера в Швейцарию на горный курорт. Со всем семейством.
Из джезвы с ужасающим шипением сбежал кофе, но Алена даже не оглянулась.
– Как так?! Но его же…
– Тихо. Значит, не его.
– Но мы же видели!..
– Видели. Но в сумерках, да еще с пьяных глаз, нам невесть что могло померещиться.
Несколько секунд Алена переваривала эту новость. Остатки кофе убегали на плиту.
– Жаль, – выговорила она наконец.
– За что я тебя люблю, так это за милосердное сердце, – хохотнула Инна. – Впрочем, мне тоже жаль. Когда Ленька проспится, он присоединится к нашим сожалениям. Слушай, я пойду еще полежу, а то голова к земле клонится. Вечерком созвонимся, ладно?
Простившись с подругой, Алена выключила наконец газ и вымыла залитую кофейной гущей плиту, посидела в ванне, поливая голову самым горячим душем, который только могла выдержать. Стало гораздо легче – настолько, что она смогла даже заварить новый кофе, удержать его на грани закипания, а потом выпить с некоторым подобием удовольствия.
После этого она, изо всех сил стараясь ни о чем не думать, прошлась по квартире с метелочкой для пыли и щеткой для пола – и включила телевизор.
В это время начинался очередной выпуск местных новостей – на сей раз по каналу «НН ТВ». Да, в самом деле, констатируется отбытие известного лица в Швейцарию. Устало оно, лицо, и решило отдохнуть…