Сыщик-убийца
Шрифт:
— Мне надо заплатить завтра или, лучше сказать, сегодня по довольно большим счетам, я не хочу, чтобы вы отсылали поставщиков. Сколько вам нужно по приблизительным подсчетам?
— Около тысячи золотых.
— Как только гости оставят дом, придите ко мне… я вам дам три тысячи франков.
— Слушаюсь.
Рене Мулен снова поклонился и вышел.
Клодия, еще немного бледная, но с улыбкой на губах, вышла в зал, где ее встретила настоящая овация.
Праздник продолжался еще долго. Затем, после котильона, гости
— Пойдите сюда, — сказала тогда Клодия метрдотелю.
Рене последовал за ней и переступил порог комнаты, в которой стояло бюро черного дерева.
Клодия вынула из кармана связку ключей, выбрала один и вложила в замок. Ключ не повернулся. Клодия сделала быстрое движение и выдернула ящик.
«Это странно, — подумала она. — Однако я уверена, что заперла его на ключ».
Сунув руку в ящик, она вскрикнула от удивления и испуга.
— Что случилось? — с беспокойством спросил Рене.
— Сюда кто-то входил! — вскричала Клодия. — Меня обокрали!
— Вас обокрали? Это не невозможно. В этой комнате все время были гости, и она отделяется от залы простой портьерой.
— Повторяю, меня обокрали. Замок сломан, смотрите! У меня украли бумажник с важными бумагами и более ста тысяч франков.
— Это, положительно, непонятно. Уверены ли вы, что не положили бумажник в другое место?
— Совершенно уверена: он лежал тут, на месте этой бумаги, которой прежде не было.
Клодия взяла листок.
Две строчки, написанные крупным почерком, бросились ей в глаза. Она подошла к канделябру, и Рене увидел, как ее руки задрожали, а взгляд принял выражение невообразимого ужаса.
«Расписка из Нельи в получении первого задатка за дело в ночь на 24 сентября 1837 года. Жан Жеди».
Она прислонилась к стене, чтобы не упасть, и, сама не сознавая, что говорит, повторяла:
— Жан Жеди!… Жан Жеди — жив!…
«Негодяй не послушался меня», — подумал Рене.
Затем прибавил вслух:
— Так как барыню обокрали и эта записка может навести полицию на след вора, то надо сейчас же объявить. Я бегу к комиссару.
Эти слова сейчас же привели в себя Клодию. Мысль, что Жан Жеди, если его найдут, донесет на нее, привела ее в ужас.
— Нет! Нет!… — сказала она, стараясь оправиться. — Не делайте ничего… не говорите ни слова. Я ошиблась… У меня ничего не украли… ничего… слышали? Положительно ничего… Вы должны молчать!… Погодите!…
Мистрисс Дик-Торн вынула другой ключ, открыла маленькую шкатулку и вынула из нее шелковый кошелек, в котором было несколько банковских билетов и около пятидесяти золотых монет, отсчитала три тысячи франков и передала Рене.
— Вот что вам надо. Идите и помните, что вы должны молчать.
— Не беспокойтесь!
«Нет сомнения, что это женщина с моста Нельи, — думал Рене, уходя. — Теперь сомнение невозможно.
Мистрисс Дик-Торн, оставшись одна, не думала больше скрывать свое волнение и беспокойство.
— Жан Жеди жив! — повторяла она. — И появляется через двадцать лет… Этот человек узнал Жоржа, сблизился с ним, и Жорж устроил всю эту ужасную комедию… Я сказала ему, что у меня есть завещание его брата и расписка Кортичелли, он захотел овладеть ими и поручил Жану Жеди обокрасть меня… Негодяй дал мне утром сто тысяч франков, зная, что вернет свои деньги вечером. Герцог де Латур-Водье, сенатор и миллионер, подлее, чем разбойник по профессии!… И этот человек обязан мне всем: богатством и титулом!… Но последнее слово еще не сказано. Мы увидим, герцог, что ответите вы мне завтра, когда я отправлюсь к Фредерику Берару!
В восемь часов утра Рене, отдав приказание, чтобы поставщики ждали его, взял фиакр и отправился к Берте.
Привратницы не было, он прямо поднялся на третий этаж и несколько раз позвонил у дверей.
Увы! Никто не ответил!
Рене приложился ухом к замку; мертвое молчание.
Сердце Рене сжалось.
«С Бертой случилось несчастье, — думал он. — Вчера я отказывался верить, но сегодня… Бедная девушка попала в ловушку!…»
Он в отчаянии спустился вниз, где встретил привратницу.
— Вы идете от мадемуазель Монетье? — спросила она.
— Да, и я сильно обеспокоен: вчера я два раза присылал за нею, а сегодня утром напрасно звонил у дверей.
— Это потому, что она не вернулась. Сегодня ночью я отворяла двери только кучеру.
— Не кажется ли вам странным ее отсутствие? — спросил Рене.
— Да, я тут положительно ничего не понимаю. Вы нанимали только одного кучера, господин Рене?
— Одного, того, который приезжал два раза.
— Каким же образом могло случиться, что другой приехал незадолго до условленного часа и спрашивал мадемуазель Берту от вашего имени?
— От моего имени?
— Да, я даже помню разговор, который вела с ним. Он хотел войти, не говоря ни слова, тогда я спросила его, куда он идет.
— Что же он ответил?
— На третий этаж к мадемуазель Берте Монетье от имени Рене Мулена, чтобы отвезти ее…
— Куда же он сказал нужно отвезти ее?
— Я не знаю, договорил ли он свою фразу, во всяком случае, я ничего не помню. Я ответила: «Идите», и он пошел.