Сжигающий суд
Шрифт:
– Да, конечно, я теперь уже начинаю забывать имена, – весело сказал доктор. – С научной точки зрения, любой из нас способен на убийство, именно из этого я и исхожу.
– Ну, а по мне, – медленно, словно бы проигрывая в мозгу какую-то мысль, отличную от той, которую обсуждали, произнес Марк, – лучше уж поверить в объяснение сверхъестественное, чем представить кого-нибудь из нас в шкуре убийцы.
– Кстати, – сказал Стивенс, – обсудим, хоть немного, третью версию, даже если мы не верим в нее. Предположим, что в эту историю замешаны «неумершие». И обсудим это предположение так, как мы сделали с двумя другими…
– Интересно, а почему, – спросил Марк, – ты
Стивенс взглянул на друга. Это слово вырвалось у него случайно, хотя ему и казалось, что он следит за собой. Оно было не из тех, которые употребляют обыкновенно. Он вспомнил о рукописи Кросса и о «Деле о неумершей любовнице». Было ли это смутным воспоминанием о чтении?
– Я спрашиваю тебя об этом, – пояснил Марк, – потому что встречал только одного человека, который употреблял это же выражение. Большинство людей говорят «фантомы», «привидения», «призраки» или даже «вампиры», но говорить «неумершие»! Да, я знавал еще только одного человека…
– И кто же он?
– Дядя Майлз, представь себе! Я заметил это во время беседы с Вельденом года два назад. Ты помнишь Вельдена из Университета? Ну так вот, мы сидели в саду, утром в субботу, и так случилось, что разговор вертелся вокруг фантомов. Насколько я припоминаю, Вельден перечислял различные виды призраков. Дядя Майлз присоединился к нам с видом еще более скучающим, чем когда-либо, слушал нас некоторое время молча, а потом сказал… С тех пор прошло уже много времени, но я все еще помню об этом, так как это выражение очень удивило меня. И особенно тем, что было произнесено дядей Майлзом, который отнюдь не был чересчур начитанным человеком. Так вот, мой дядя заявил: «Есть еще одна категория, о которой вы забыли: «неумершие». Я возразил: «Но послушай, дядя, это же относится ко всем, кто живет. Вельден жив, я – тоже, но нам же не приходит в голову называть себя неумершими?» Дядя Майлз посмотрел на меня затуманенным взглядом, пробормотав: «Возможно, ты ошибаешься», и сразу удалился. Вельден решил, что все это болтовня старика, и сменил тему разговора. Ты только что напомнил мне об этом слове. Что оно означает? Где ты его подхватил?
– О, я вычитал его в одной книге, – небрежно бросил Стивенс. – Но не будем придираться к словам. Скажем так – фантомы, если ты это предпочитаешь. Кстати, ты не знаешь, посещают ли этот дом привидения?
– Никогда. Разумеется, у меня есть собственное мнение по поводу событий, которые некогда здесь происходили. Парт бы, конечно, сказал на это, что повсюду видеть преступления, даже в коликах желудка, вызванных поглощением неспелых яблок, это все равно, что верить в привидения.
– А не ты ли говорил мне, что твоя семья имела какое-то отношение к маркизе де Бренвийе? Ведь это ты рассказывал об обезображенном портрете? Считается, что это портрет маркизы. Однако Эдит, кажется, предпочитает называть его портретом «Мадам де Монтеспан». Она так и говорила, когда Люси копировала с него свой костюм. Миссис Хендерсон вообще, кажется, избегает произносить имя женщины, изображенной на портрете. Какая связь между вами? Может, эта отравительница XVII века некогда отправила на тот свет Деспре?
– Нет, – покачал головой Марк. – Наши отношения не такие простые. Деспре поймал ее. – Поймал?
– Да. Мадам де Бренвийе сбежала из Парижа от полиции, которая шла по ее следу. И укрылась в женском монастыре в Льеже. До тех пор, пока она пряталась за стенами монастыря, полиция не могла схватить ее. Но коварный Деспре, представлявший французское правительство, нашел способ выманить ее оттуда. Это был славный парень, а Мари де Бренвийе,
Марк помолчал, вертя в пальцах сигарету.
– Это был добродетельный гражданин, арестовавший преступницу, заслуживавшую смерти. Но, на мой взгляд, он от этого не становится менее презренным, чем к примеру Иуда. Это тот самый знаменитый Деспре, который пять лет спустя приехал в Америку и посадил первые деревья нашего парка. Он скончался в 1706 году, и склеп был выстроен, чтобы принять его гроб.
Стараясь держаться как можно спокойнее, Стивенс спросил:
– Как он умер?
– Насколько мне известно, естественной смертью. Правда, была одна любопытная деталь – какая-то женщина, о которой так никто ничего и не узнал, нанесла ему визит перед смертью. В то время это не вызвало никаких подозрений и было отнесено на счет простых совпадений.
– А теперь, не правда ли, – насмешливо произнес Партингтон, – ты добавишь, что комната, которую он занимал, была той же самой, где скончался твой дядя?
– Нет, – вздохнув, ответил Марк. – Но он занимал крыло дома, которое соединялось с комнатой моего дяди через уже известную вам дверь, а дверь была замурована в 1707 году после пожара в крыле.
В этот момент раздался резкий стук. Дверь приоткрылась, и на пороге появилась Люси Деспард.
От неожиданности мужчины все разом вскочили. Люси была очень бледна, казалась одетой наспех и выглядела несколько растрепанной.
– Значит, вы все-таки открыли склеп! – выпалила она. – Вы открыли склеп!
Марк ответил не сразу. Вначале он подошел к жене и положил руку ей на плечо.
– Все идет нормально, моя дорогая, все в порядке… Да, мы открыли склеп. Просто…
– Марк, ты не хуже меня знаешь, что все очень серьезно. Скажи мне, что происходит? А где же полиция?
Четверо мужчин замерли при этих словах, и стало слышно тиканье часов над камином.
– Полиция? – наконец переспросил Марк – Какая полиция? Что ты имеешь в виду?
– Мы очень спешили, но раньше приехать не могли, – будто извиняясь, сказала Люси. – Нам удалось сесть только в последний поезд. Эдит будет здесь через минуту… Марк, объясни мне, что это значит? Вот, прочти.
Она вытащила телеграмму из сумочки и протянула ее Деспарду. Тот дважды пробежал ее взглядом, прежде чем вслух прочитал текст: «Миссис Э. Р. Левертон для миссис Люси Деспард. 31, Восточная 64 стр. Нью-Йорк. Имеются новости, касающиеся Майлза Деспарда. Убедительнейше прошу вас немедленно вернуться. Бреннан из Филадельфийской полиции»
Глава IX
– Это шутка, – сказал Стивенс. – А телеграмма – фальшивка. Никакой полицейский не обратился бы с такой изысканной вежливостью, достойной старого семейного адвоката. Он позвонил бы в Нью-Йорк и прислал к вам инспектора. Марк, в этой истории есть что-то подозрительное!
– Кому ты это объясняешь? – сделав несколько шагов по комнате, – ответил Марк. – Ясно, что не полицейский послал эту телеграмму… Посмотрим… она была отправлена из бюро Вестерн Юниен на Маркет стрит в 7.35… Это не очень-то проясняет дело…