Та сторона, где ветер
Шрифт:
– Мы здесь сказки рассказывали, – объяснил Илька.
– Сказки будете родителям рассказывать, – мрачнея, заметил Генка. – Они вас по всему городу ищут.
– Ох!.. – вполголоса сказал Владик и торопливо выбрался из своего укрытия.
За ним Илька. Генка с усмешкой оглядел перемазанных друзей.
– Ну и хороши вы!..
– Искупаться бы, – робко предложил Илька.
– Ну уж дудки! Вас и так дома ждут. И все равно вы краску не смоете, только глину. Нахлобучка так и так будет.
– Думаешь, будет? – с беспокойством спросил Илька.
– Про Владьку не знаю: Иван Сергеевич на работу ушел. А тебе-то уж точно будет, – обнадежил Генка.
Илька задумался.
Генка взглянул на них обоих.
– Как вы сумели так извозиться?
Они не ответили. Молчали и смотрели куда-то вверх. Генку слегка обидело и рассердило это загадочное молчание. Он отвернулся и зашагал к тропинке.
Не посмотрел вверх и не заметил на плоском гранитном выступе красную надпись, видную издалека. Там, под звездой с тремя языками огня, были слова:
ЯШКА ВОРОБЬЕВ
1955-1966
… Нахлобучки не было. Тамара Васильевна лишь печально посмотрела на Ильку и сказала:
– Совести у тебя нет ни капельки, – и отвернулась.
Илька засопел.
Владик стоял за ним и переступал босыми ногами. Раскисшие тапочки он бросил в коридоре.
Генка тоже чувствовал себя неловко. Словно виноват был он, а не Илька и Владик.
– Ну мам… – сипло сказал Илька.
– Не желаю я с тобой разговаривать.
Илька горестно вздохнул и начал оттирать с живота краску.
Тамара Васильевна обернулась:
– Ну скажи, пожалуйста! Прилично ли ходить по улицам в таком жутком виде?
– Я вымоюсь, – поспешно пообещал Илька.
– Воображаю! Нет уж, ласточка, на этот раз за тебя я сама возьмусь. Здесь нужен бензин и железная терка… Боже мой, Владик! И ты?
У вас было соревнование по прыжкам в краску? Или в лужу? Кто победитель?
– Понимаете, Тамара Васильевна, – нерешительно произнес Владик, – такой дождь.
– Понимаю, – сказала Илькина мама. – Дождь из масляной краски и глины. – Она приняла решительный вид. – Оба в ванну! Сию же минуту и без всяких разговоров! Быстро, быстро!
– Ну ма… – воспротивился Илька и растопырил локти.
– Никаких «ма»! Владик…
Владик вздохнул, ухватил Ильку за плечо и легким подзатыльником направил к ванной. Потом, у двери, виновато улыбнулся Генке: «Что поделаешь…»
«Ничего, – глазами ответил Генка. – Терпи, раз влип». И сказал в закрывшуюся дверь:
– До завтра. Я пошел.
Он шагал к дому и думал о непонятном: почему Владик так легко и безропотно подчиняется Илькиной матери? Даже отцу он всегда готов сказать свое резкое «я сам», а при Тамаре Васильевне делается маленьким и послушным…
Эти размышления занимали Генку довольно долго. И потому другие мысли, тревожные и невеселые, пришли к нему позже.
Глава девятая
В шесть часов неожиданно пришел Илька. Отмытый, причесанный, в белых гольфах, в синей куртке без воротника. Совершенно на себя не похожий. Новые сандалеты хрустели, как вафли. На отчищенных от глины и краски штанах появились складочки, отутюженные до убийственной остроты. Но сам Илька был настроен сдержанно. Наверно, парадная эта одежда сковывала его прыгучий характер.
– Что скажешь? – спросил Генка.
– Так просто, – сказал Илька. Сел на подоконник, покачал ногой.
Генка вдруг вспомнил, что раньше Илька никак не мог дотянуться ногой до пола, когда сидел здесь. А теперь царапает сандалией половицы. Вырос.
– Хотел узнать, как лодка сохнет, – сказал Илька.
– Сохнет…
Илька дыхнул на стекло и нарисовал рожицу.
– Чего это ты так нарядился? – спросил Генка.
Илька стер рожицу ладошкой, нерешительно посмотрел на Генку.
– В цирк идем.
– А-а… Ты к лодке пока не суйся, а то перемажешься.
– Иван Сергеевич три билета купил, – тихо сказал Илька. – Себе, Владику… и еще один. Меня зовут.
– Ну и хорошо.
– Может быть, ты пойдешь? – спросил Илька, глядя в пол.
– Я? Зачем?
– Ну, так… Я потом с мамой схожу.
– Меня ведь не звали, – равнодушным голосом произнес Генка и почувствовал, как стремительно уходят от него все радости. – Тебя одного звали.
Илька промолчал. Опять подышал на стекло, но оно, протертое ладонью, уже не запотело.
– Иди, Илька, раз зовут, – повторил Генка. – Ты уже и оделся как следует…
– Подумаешь, оделся…
– Я этот цирк терпеть не могу. Особенно акробатов. Прыгают, прыгают, а что толку?
– Правда? – с облегчением спросил Илька.
– Меня туда и насильно не затащишь. – Генка старательно зевнул.
– Я пойду тогда…
– Пока.
Илька ушел, а он лег на диван и закинул руки за голову. И вот тут-то на него, на лежачего, навалились все горькие, беспокойные мысли.
Не стоило себя обманывать. Все так ясно: Владику очень хорошо вдвоем с Илькой. Без него, без Генки. Это было заметно и раньше, только не хотелось так думать. А сейчас вот хочешь не хочешь, а думается.
Все, что Генка старался забыть, вспоминалось теперь подробно и ярко. Если идут втроем, Генка – чуть в стороне, а Илька – рядышком с Владиком, за рукав цепляется. Если разговаривают, Владик Ильке три слова скажет, Генке – одно. Да разве в словах дело? Они иногда молча разговаривают. Взглянет Илька на Владика, Владик на Ильку – и сразу понимают друг друга. Будто у них тайна какая-то…
Заглянула в комнату бабушка.
– И чего это разлегся на диване-то? Накидушку не убрал.
– Захотел и разлегся! – взвинченно сказал Генка.