Та сторона, где ветер
Шрифт:
– Ну, лежи, лежи, бог с тобой…
– Ну и лежу…
Он отвернулся к стене.
А если разобраться, то что случилось?
Ничего не случилось. Ведь дела идут как раньше. Каждый день прибегает Владик, вместе возятся с лодкой. Все у них по-хорошему.
Не поссорились же они.
Генка резко поднялся на локте. Лезут в голову глупости!
Но рассердиться на себя не удалось. «Глупости» были сильнее и лезли в голову снова. Ведь почему-то не Генку, а Ильку, одного Ильку, позвали Владик с отцом в цирк. Генка бы и не пошел, но обидно, когда
Хорошо, что хватило выдержки сказать Ильке спокойно: «Иди, раз зовут». Не крикнул: «Ну и мотайте, без вас проживу!» Не крикнул, пожалел Ильку. А может, не Ильку пожалел? Побоялся настоящей ссоры…
Если бы не Владька, а кто другой, сто раз плюнул бы Генка на такое дело. В конце концов, мало ли хороших ребят? Хотя бы Антон Калинов. Такой не изменит… Да беда в том, что ни Антон и никто Генке Владика не заменит…
Генка задремал. Стала сниться всякая чепуха, а потом вдруг увидел Владика. Будто выходит Владька на берег прямо из желтой реки, мокрый, волосы на лбу приклеились, а на груди плоский черный автомат. «Илька поплыл на нашей „Африке“, – говорит Владик. – К югу поплыл. А там на берегу фашисты засели. Пришлось расчищать дорогу». «Опять Илька!» – с досадой подумал Генка. И проснулся.
Ему казалось, что спал он пять минут. Но солнца в окнах уже не было, в комнату проползли вечерние тени. «Десятый час», – подумал Генка. Значит, прошло около двух часов.
Сон ему не помог. Те же мысли крутились в голове, и голова гудела, как от задачи в восемь действий. Вот ведь как по-дурацки устроен человек! Ничего не случилось, а спокойной жизни нет.
И только одним путем Генка мог вернуть эту спокойную жизнь: пойти встретиться с Владиком. Сегодня же, сейчас! Поговорить с ним. О разных вещах поговорить, просто так. Да, но как придешь к людям почти ночью без всякой причины? «А, ладно, – решил Генка, – книжку попрошу какую-нибудь. Скажу: спать не хочется, а читать нечего».
Только неизвестно, вернулся ли Владик из цирка. Представление часа три тянется. Начало в семь. Сейчас без четверти десять. Пожалуй, рано.
Все равно!
Ждать – это слишком тошно. Может быть, представление не такое уж длинное.
Ему повезло: еще издалека он увидел в окне Владькиной квартиры свет. Неяркий свет зеленого абажура. Генка взбежал на второй этаж и коротко надавил кнопку, похожую на рыбий глаз.
Дверь открыл Владик. Он не удивился. Сказал:
– Заходи.
– Скучно что-то, – объяснил Генка. – Я ходил-бродил… Смотрю, окошко светится, значит, ты дома. А я думал, что цирк еще не кончился.
– Не пошел я в цирк, – сказал Владик. – Что там хорошего? Там фонари жгучие, смотреть больно. Да еще места на самой верхотуре.
Папа последние три билета купил. Они с Илькой ушли. Может быть, Тамару Васильевну по дороге уговорили, не знаю.
Генке показалось, что зеленый свет лампы стал праздничным и ярким.
Они сели рядом на узкую Владькину кушетку.
– Завтра еще посохнет – и порядок, – сказал Генка про лодку.
– Скорей бы, – сказал Владик и улыбнулся.
Но слова его и улыбка были скучноватыми. Это снова встревожило Генку.
– Читаешь? – Он кивнул на книгу, которая лежала у лампы.
– Учебник. «Природоведение». Чепуха такая, а надо все равно читать. Перед школой спросят.
Генка вдруг подумал, что даже не знает толком, как у Владьки дела с занятиями. Ему ведь придется сдавать за четвертый класс. Надо было спросить об этом хотя бы сейчас. Но Генка посмотрел на Владика и понял, что он думает совсем не про школу.
Тогда Генка спросил напрямик:
– А правда, почему не пошел в цирк?
Владик поднялся и отошел к столу.
– Письмо хотел написать, – сказал он, не обернувшись. – От матери письмо пришло. – Он зашелестел на столе бумагой. – Раньше она папе писала, а в этот раз прислала мне.
Вот оно что!
– А ты? – вырвалось у Генки.
– Не знаю… – почти шепотом сказал Владик.
Генке показалось, что он сдерживает слезы и поэтому боится обернуться.
– Брось ты, – неловко сказал Генка. Подошел и встал рядом.
Но Владик не собирался плакать, лицо его было спокойным, только невеселым.
– Ты бы с отцом поговорил, – посоветовал Генка.
– Нет. Я ему про письмо не скажу. Я ведь знаю, что написать. Только не знаю как. Всего два слова получается: «Не надо, не приезжай».
– Тогда и напиши эти два слова, – сказал Генка.
– Напишу.
Он прикрыл вдруг один глаз ладонью и повернул лицо к абажуру.
– Ты что? – испугался Генка.
– Ты знаешь, Гена, я, кажется, вижу свет. Вторым глазом. Я уже несколько раз замечал. Если на яркий свет смотрю, то не вижу, а если на такой, на зеленый, будто что-то светлеет. Думаешь, вру, да?
– Ничего я не думаю. Надо врачам сказать.
– Я еще проверю сначала.
– А вдруг это нельзя? Может, опасно?
– Я же не здоровый глаз проверяю.
– Владька! – в сердцах сказал Генка. – Ты стал дурной, как Илька. Глаза не бережешь, по обрывам скачешь…
Владик медленно покрутил головой.
– Глаза я очень берегу. А по обрыву мы не скакали. Мы с Илькой надпись на камне делали: «Яшка Воробьев».
– Зачем?
– Так, – сказал Владик. – Просто надпись… Мне папа рассказывал, что если рыбаки в море гибнут, их имена выбивают на скалах.
– Это я знаю, – тихо сказал Генка. – А почему меня не позвали?
– Илька хотел, чтобы ты удивился.
– Удивился!.. – с усмешкой повторил Генка. – Козел!
Владик подпрыгнул и сел на стол, закрыв спиной лампу. Генка почти не видел в тени его лица.
– Знаешь, Гена, с Илькой история получается… – как-то нерешительно начал Владик. – Тамара Васильевна хочет на август в пионерский лагерь ехать работать. У нее отпуск в августе, а она отдыхать дома не будет, там врачом поработает одну смену. Говорит, что все-таки лишние деньги. Ильке на зиму пальто нужно да костюм…