Та сторона, где ветер
Шрифт:
– Ильке нельзя идти, – вдруг сказал Генка. – Он не пройдет.
– Почему?
– Это же не по асфальту скакать. Такие заросли по пути, овраги. Даже тропинок нет.
А в оврагах сам леший ногу сломит. Колючки, кусты, крапива выше пояса. Куда ему? Да еще с голыми ногами.
– Думаешь, не пройду? – прищурившись, спросил Илька, и в голосе его ясно прозвучала Владькина интонация.
– Ну пройдешь, – сдержанно ответил Генка. – Только будешь застревать и отставать. А тут любая секунда на счету. – И, взглянув на Ивана Сергеевича, покачал чуть заметно головой: «Он не дойдет».
– Оставлять его тоже нельзя, – нервно возразил Иван Сергеевич.
– А что делать? – Делать было нечего. Генка это знал, когда спрашивал. – Про бандитов здесь не слыхали, – сказал он. – Хищников нет.
– Пожалуйста, – сказал Илька тонким обиженным голосом. – Думаете, я не останусь?
Иван Сергеевич взял его за плечи:
– Илька… Ты ведь знаешь, если что случится, мне сразу в петлю головой…
– Ну кто меня съест? Владька, скажи: пусть идут!
– Ты никуда не отойдешь отсюда?
– Куда я денусь?
Из-за реки негромко, но отчетливо донеслась туристская песенка:
Когда мы уходим в поход, Погода стоит неважная, И вновь за дождем растаял Город многоэтажный…– Не тайга ведь… – сказал Генка.
… Этот путь был весь из темноты, запутанной травы и хлещущих веток. В первый овраг Генка ухнул на всем ходу, разодрал на спине куртку и едва успел крикнуть Ивану Сергеевичу:
– Осторожней!
Потом были еще два оврага, но Генка подкрутил стекло фонарика так, что луч стал узким и бил далеко.
Иван Сергеевич нес Владика на руках.
– Ну как? – спрашивал он иногда.
– Так же, – говорил Владик.
Потом Иван Сергеевич спросил Генку:
– Скоро?
У Генки горела расцарапанная щека.
– Не знаю, – сказал он. – Я был здесь два года назад, один раз. И даже не здесь, а чуть в стороне. Мы идем напрямик. Должны увидеть огни.
Он и сам отчаянно торопился. И не только из-за Владика. Из-за Ильки. Едкое ощущение вины вырастало тем сильнее, чем дальше они уходили от костра.
Конечно, Илька и в самом деле не прошел бы. Но Генку грызло то, что оставил он Ильку без боязни, с тайной радостью. Хотелось в этом пути быть одному с Владиком и его отцом. Хотелось сделаться единственным Владькиным спасителем. Как тогда, на крыше. Может быть, после этого Владик поймет, что не стоит забывать таких друзей, как Генка?
Но с каждым шагом, с каждым броском через черные кусты вина перед Илькой скребла Генку все ощутимей, и на помощь ей пришел страх.
Да, волки здесь не водятся, а люди, если и забредут, едва ли обидят мальчишку. Но мало ли случайностей, которых не ждешь?
Их не ждешь, а они караулят.
От удара ветра падает на крышу провод – и смерть рассыпает у твоих ног синие искры.
Скользит по наледи каблук – и человек, падая с обрыва, исчезает среди плавучих льдин…
А у Ильки в кармане патрон. Маленькая такая штучка со свинцовой головкой. Очень годится, чтобы писать как карандашиком. И совсем не годится, чтобы кидать в костер. Генка-то это знает. А Илька знает?
Редкая желтая цепь огней встала им навстречу из-за бугра.
– Вот село, – сказал Генка, стараясь не дышать, как гончий пес. – Вы дойдете сейчас одни. Я – назад.
Глава двенадцатая
Одиночество не пугает сразу. В первые минуты его просто не чувствуешь.
Они ушли, но Ильке все еще казалось, что звучат рядом, повторяются голоса:
«… И никуда не отходи…»
«Если кто подойдет, скажи, что мы рядом…»
«Костер не пали сильно…»
«Мы вернемся скоро…»
«Мы бегом…»
«Иначе все равно нельзя…»
– Да ладно, знаю, – нетерпеливо ответил Илька этим голосам. И только тогда по-настоящему понял, что остался один.
Никаких голосов не было. Даже песня замолкла на том берегу. Огонь потрескивал, листья шептались еле слышно. Вот и всё. Эти звуки сливались с тишиной, которая по-комариному звенела в ушах.
Чтобы прогнать этот звон, Илька шумно и старательно вздохнул. Вздох получился ненастоящий, какой-то чужой. Тишина удивленно прислушивалась несколько секунд, а потом снова принялась наигрывать на комариных скрипках.
Лучше бы уж это были настоящие комары! Но они исчезли все до единого. Наверно, решили: пусть Илькино одиночество будет полным.
Илька поежился. Прошелся вокруг костра. Тряхнул плечами, чтобы прогнать навязчивое чувство неуютности. Это был не страх. Чего бояться? В конце концов, у него в кармане заряженный патрон. Конечно, без винтовки с таким патроном от врагов трудно отбиться, но все-таки это не простой орешек. Да и какие здесь враги?
Илька попытался засвистеть назло темноте и сел поближе к огню. Попробовал лихо, как Генка, переломить о колено сук, но рассадил кожу. Бросил сук в пламя целиком и хотел обернуться, чтобы взять другой, потоньше.
И тут почувствовал, что оборачиваться страшно. Страшно было оторвать глаза от огня и посмотреть в густую темноту за спиной.
Конечно, он обернулся. Безжалостно обругал себя трусом и обернулся. С подчеркнутым спокойствием стал копаться в куче хвороста. Но каждое движение почему-то давалось с трудом, словно Илька сидел по горло в воде и должен был преодолевать ее упругую плотность.
Страх не ушел, когда Илька опять сел лицом к огню. Сразу же стало казаться, что за спиной какая-то опасность. Сначала она была неясной, просто что-то пугающее. А потом Ильке отчетливо представилось, что из кустов бесшумно вышли двое в надвинутых на глаза фуражках и смотрят ему в спину. Он сжался сначала, а затем рывком повернулся навстречу врагам.