Та сторона, где ветер
Шрифт:
Здесь, на корме, глазок фонарика был ярче. Илька увидел при его свете, как течет и колышется кисея тумана. Зазубренным ножиком начал Илька скрести и строгать палку, которую принес в лодку. Палка была твердая и гладкая, как из пластмассы, но выдержать злой Илькин напор не могла. На крашеную скамейку сыпались завитые стружки, щепочки, чешуйки коры. Тонкие и сухие.
Зубами Илька расшатал и вытащил пулю. Осторожно высыпал на скамью серые крупинки.
Вытянул из-под ремня рубашку и рванул от подола широкую полосу. Он знал, что в тлеющей тряпке огонь живуч и раздуть его будет легко.
Но сначала надо зажечь. Ой, только бы зажечь!..
Он свинтил с фонарика и отбросил рефлектор с линзой. Найдутся потом… Свет лампочки стал рассеянней и слабее.
Щепочки и стружки Илька вплотную придвинул к пороху. Потом выключил фонарик и лампочку прижал к острому краю доски.
Он не видел теперь ничего. Ребром ладони нащупал он гладкий шарик лампочки. Взял ножик за конец лезвия.
И ударил рукояткой!
Ударил не сильно и не слабо, а так, чтобы раскололось стекло, но не смялись проволочки.
Хрустнуло. На ногу упали стеклянные крошки.
Илька встал. Он очень боялся. Так боялся, что стук сердца отдавался в барабанных перепонках. Ведь он не знал главного: сохранился ли контакт. Будет ли вспышка?
Осторожно-осторожно тронул он усиками разбитой лампочки пороховой запал. Глотнул слюну, вздохнул поглубже и нажал кнопку.
Желтый невысокий язык пламени с шипением раскидал стружки. Он тут же погас, но на двух щепочках остались голубые круглые огоньки. Они, как светящиеся жучки, посидели, зацепившись на лучинках, и вдруг выросли, посветлели.
От этого крошечного костра поджег Илька лоскуток и скомкал его, чтобы загнать огонь внутрь. Нитки легкой материи то загорались мгновенными огоньками, то начинали тлеть, и тогда Илька жмурился и кашлял от едкого дыма.
Чтобы огонь привык к своему жилищу, Илька начал дуть на тряпку так, что зашумело в ушах. И поэтому он не сразу услышал другой шум, пришедший со стороны.
Это было частое и тяжелое дыхание. Наверно, так дышат загнанные слоны. Но здесь не Африка и слоны ни при чем.
А звук вырастал. Каждый вздох был громче и отчетливей. Казалось, что вся туманная мгла вздрагивает от этих упругих толчков и расходится кругами.
Илька вытянулся навстречу шуму и замер. С резкой ясностью он вдруг понял, как смешны были прежние страхи: темнота, тени, двое в фуражках… В темноте и при солнце, в тумане и под ясным небом земля остается землей, река – рекой, леса – лесами. Это его земля, его река и лес! Чего же бояться? Страшно другое – когда движется настоящая беда. Такая, как сейчас.
– Куда же тебя несет! – зло и беспомощно сказал он в туман.
Шах-х, шах-х, шах-х! – доносилось в ответ.
И понял Илька, что очень скоро пробьются сквозь мглу огни и тут же разнесется над водой скрежет, звон лопнувших стекол, скрип накренившейся мачты.
Мысль о том, что пароход пройдет стороной, даже не появилась. Звук надвигался так, что было ясно: судно идет на мель. А мель ощетинилась бетонными зубьями.
«А вдруг это „Орехов“?» – подумал Илька.
В самом деле, ведь сейчас он должен возвращаться…
Балки пробьют пароходу днище. Погаснет свет, замолчит машина. Начнут подниматься с палубы упавшие пассажиры. Кто-то с испугом, кто-то с кровью из носа. Кто-то со сломанной рукой. А если кто-то не встанет совсем?
Там эти малыши – Валерка и Юрка… Но зачем же тогда погибал Яшка?!
Тлеющий лоскут обжег руку. Илька уронил его и, торопливо нагнувшись, увидел, как искры отразились в стекле маленькой бутылки.
С этой секунды он делал все стремительно и бесстрашно. Он не мог быть дезертиром второй раз. Швырнув на скамейку рубашку, он выплеснул на нее половину едкой, пахнувшей ацетоном жидкости. Потом дунул на лоскуток с огнем.
И бросил.
Он не ждал, что пламя будет таким ярким. Белый огонь взлетел выше головы, и тогда Илька прыгнул за борт, потому что знал: это лишь начало.
Теплая волна воздуха догнала Ильку и толкнула, когда он был шагах в десяти от лодки. Илька обернулся и увидел, как поднялся, вырос и погас ярко-желтый шар. Это взорвались остатки горючей жидкости.
Илька сделал еще несколько шагов к берегу. По инерции. Пальцы левой ноги ударились о что-то твердое. От боли Илька присел. Неизвестно откуда появилось течение. Оно мягко повалило Ильку на бок. Пришлось нырнуть. А когда Илька попытался встать, под ногами не было дна.
Он ничуть не испугался, только удивился. Ведь между лодкой и берегом не было глубины. Откуда она?
И течение…
Фыркая и молотя по воде ладонями, Илька поплыл к земле. Ему казалось, что плывет он долго и быстро, и было непонятно, почему нет ни берега, ни дна. Руки устали. И тут Илька наконец понял, что может сейчас утонуть.
– Ух ты!.. – сказал он вслух. И подумал: «А мама?»
Изо всех сил замахал Илька руками и повернулся к лодке. Там расплывалось пятно неяркого света: лодка горела. Течение Ильку не пускало к ней. Но, отчаянно барахтаясь, он вдруг сообразил, в какую сторону плыть. Совсем не туда, куда плыл раньше. Он спутал направления и хотел найти берег на середине реки. Видимо, чуть заметное движение воды все-таки развернуло на отмели лодку, когда Илька сидел в ней. В тумане он этого не заметил и запутался…
Он выбрался на берег и сел на твердый песок, пробитый редкими щетинками травы.
Болели ушибленные пальцы. Болели ссадины и царапины. Непонятно, где он их заработал. Боль была едкая, как от ожогов. «Будто по углям ползал», – подумалось Ильке. И при этой мысли об углях пришла простая догадка о том, как глупо он себя вел. Стоило ли мудрить с порохом и лампочкой? Ведь на месте костра обязательно остались непогасшие угли.
Но все же хорошо, что так вышло. Иначе как бы зажег Илька сигнальный огонь?