Табель первокурсницы
Шрифт:
Она взмахнула рукой, прерывая меня.
— Вы надеетесь, что у меня есть еще что-то. Что-то иное…
— А оно есть?
— Не знаю, — она сложила беспокойные пальцы в замок и несколько минут молчала, а потом начала рассказывать, но совсем не то, на что я надеялась, — Вы знаете, что иногда заказывая платье, леди может отказаться от него. По разным причинам: деньги, минутный каприз, неосторожнее слова мужчины, что лавандовый цвет ее бледнит? — она посмотрела на приоткрытую дверь, теперь Крис стоял, повернувшись к нам спиной, — Мало кого при этом
— Софи? — я подалась вперед, — Ваши мастерицы болтали о ней, как и об остальных.
— Да, но они не знали всего. И надеюсь, не узнают, — она откинулась на спинку стула, — Месяц назад Софи примеряла одно из отказных платьев. В мастерской была я да Оливия, но та была занята со срочным заказом… К чему я это все, — она вздохнула, — я помогала Софи с примеркой. Не столько помогала, сколько смотрела, чтобы она чего не порвала, девушка несколько неуклюжа. И когда шнуровала корсет увидала… увидала рисунок. Совсем немного, но он почти дошел до шеи. Я видела коросту. Видела близко, мой отец от нее умер, оставив долги и залоговые векселя, поверьте, это была именно она, кто бы и что бы не говорил впоследствии.
— А кто-то что-то говорил? — я подняла брови. — Дочь Киши была больна?
— Через два дня над дверью ювелирной лавки появился желтый крест, — сказала мадам Кьет вместо ответа.
— На Софи и в самом деле напали на рынке, как и на всех остальных? — не выдержав, спросила я.
— Я этого не знаю, — развела руками женщина. — Может, напали, а может, нет, может, она поцапалась с птичницей. Я даже не знаю, излечились ли остальные люди, и могу тебе сказать, что пару раз на рынке видела безногого попрошайку. Но как его зовут, и болен ли он коростой, мне не ведомо.
— Как он и сказал, никакой определенности, — пробормотала я поднимаясь. — Слухи и сплетни.
— Именно так я и сказала Серым, — модистка отвела взгляд, — когда они начали интересоваться случаями исцеления…
— А чего не сказали? — спросила я, чувствуя, как сердце сжимается в предчувствии удачи.
— Я не сказала им, что три недели спустя Софи забрала свое платье.
— Вы не могли ошибиться?
— Иногда я очень хочу себя в этом уверить, и знаете, почти получается, — она тоже встала, — И если сюда вернутся Серые, у меня снова это получится.
— Лавка Киши далеко от вашей?
— Вы хотите купить украшения к новому платью, которое, несомненно, закажете у меня?
— Несомненно, — подтвердила я, улыбаясь.
В ювелирной лавке Киши было немного сумрачно, скудное освещение с лихвой компенсировалось яркими настольными лампами с магическими зернами внутри, освещавшими витрину так, что камни переливались словно живые. Сережки, кольца, колье и яркая, как созвездие, диадема.
— У леди превосходный вкус, — услышав вкрадчивый голос, я подняла голову от витрины и увидела сухощавого старика, с седыми волосами, они напоминали пух, окруживший его сморщенную голову полупрозрачным ареалом.
— Леди, вообще, превосходная, — вставил Крис, и я с трудом сохранила невозмутимое выражение лица. Что это? Первый комплимент? Или издевка? — Мистер… — барон многозначительно замолчал.
— Киши, — мужчина приглашающе взмахнул рукой, — Мастер Киши, это моя лавка. Могу я предложить вам…
— Можете, но меня гораздо больше интересует ваша дочь и ее чудесное исцеление от коросты, — спросил Оуэн прямо.
Ювелир остался невозмутим, лишь немного встревоженная улыбка тронула тонкие старческие губы.
— Господин ошибается, моя дочь, слава Девам, здорова.
— Именно это я и хотел обсудить. И боюсь, у меня нет времени на расшаркивания, — с этими словами Крис выложил на прилавок инструментариум, прямо напротив диадемы.
Тут бы самое время ювелиру снисходительно улыбнуться, мало ли какие тараканы водятся в голове у покупателей, выразить вялый интерес к коробочке… так поступил бы любой. Любой, кто видит эту игрушку в первый раз. Так поступила и я и Крис. Но вместо этого мастер Киши побледнел, словно рыцарь выложил на прилавок не коробочку, а змею.
Для Оуэна этого, оказалось достаточно. Он оперся о витрину и одним движением перепрыгнул прилавок, стекло жалобно хрупнуло, и несколько трещин пересекли спрятавшуюся под ним яркую диадему. Старый мастер отшатнулся, приподнимая руку в жесте защиты или отрицания, от улыбки не осталось и следа.
— Кто вы такие? — прохрипел старик, — Что вы хотите? Я подам жалобу Серым… я…
Слова звучали слишком беспомощно, слишком явно в них слышался страх. И поражение.
Крис схватил старика за грудки и без всякого уважения к его возрасту швырнул на витрину. Стекло разлетелось на кучу мелких жалящих, словно насекомые, осколков.
— Закрой лавку, Ивидель, — приказал Оуэн.
— Но…
— Закрой! Или убирайся вон. У меня нет времени деликатничать ни с тобой, ни с ним.
Я бросилась к двери, слыша за спиной голос, в котором было слишком много льда.
— Меня зовут жестоким бароном, и сейчас, я продемонстрирую почему.
Это было обещание, от которого у меня разом ослабли колени, а руки соскользнули с железной ручки.
— Пожалуйста… — всхлип, — Я ничего не…
— Неправильный ответ, — послышался звук удара. Страшный звук. Смачный и гадливый. Старик завыл.
Я коснулась засова, задвинула его, сменила табличку с надписью «открыто» на «закрыто» и повернулась к разбитой витрине. Там среди стеклянного крошева и россыпи драгоценных камней лежал ювелир. Вернее, уже не совсем лежал, он приподнялся, пытаясь отползти Криса, по лицу мастера текла кровь.
Барон с невозмутимым лицом наступил ботинком старику на лодыжку. Кость хрупнула. Бабушка всегда говорила, что у пожилых людей тонкие кости, птичьи, поэтому они так легко мерзнут. И легко ломаются, иногда даже от простого падения.