Таежный форсаж
Шрифт:
После рождения дочери Лена пришла к грустному выводу: единственный мужчина, которому она может доверять – это ее отец. А раз так – не стоит метать бисер перед этими… братьями по разуму.
Ратников мысленно потирал руки. А ларчик-то просто открывался!
Оставь мисс Совершенство без ванной, без шампуня и крема – и получите хныкающую и ноющую капризную девицу. Такой не место в тайге. Вместо того, чтобы поднимать боевой дух у разведчиков недр, только и способна биться в истерике из-за своих побрякушек. И вообще:
Арсений вывалился из «Уазика»» и хлопнул дверцей именно так, как мечтала Лена – с вызовом.
В носу у Лены защипало, она отвернулась, чтобы никто не видел ее состояния, и наткнулась на сочувственный взгляд Гитциграда.
– Пойдем, пообедаем, – тихо позвал Михаил, нависая над дверцей «рафика».
– Спасибо, что-то не хочется, – скрипучим противным голосом отозвалась Лена.
Все ушли, она осталась сидеть в гордом одиночестве, чувствуя себя самым несчастным человеком на свете. В этот момент Лена сама не знала, чего ей больше хочется: в столовую, в туалет, или домой, к дочке, под крылышко мамы и папы.
В туалет хотелось все сильнее. Когда необходимость вытеснила все другие желания, Лена выскользнула из машины и припустила к деревянной постройке.
Вернувшись в «рафик», она уже не чувствовала себя такой несчастной. Уткнувшись в ворот свитера, Лена задремала, и вздрогнула, когда дверца «рафика» со щелчком открылась.
Федорович грузно уселся за руль и протянул Лене пакет:
– Держи. Подкрепись. Дорога не близкая.
– Спасибо, – промямлила Лена, но пакет взяла.
Из пакета на нее дохнуло свежей выпечкой и мясным ароматом, и Лена поняла, что была на грани голодного обморока.
Это были самые вкусные беляши, какие Лена когда-либо пробовала в своей жизни! С жадностью, которой она у себя не подозревала, Лена накинулась на еду и даже чуть слышно заурчала.
Федорович уже повернул ключ в замке зажигания, «рафик» мелко затрясся, сдал назад, развернулся и понесся в обратном направлении.
…Под стеллой «Красноярск» «рафик» пронесся в глухих сумерках. Укутанный туманом город уже зажег огни.
Промчавшись по центральным улицам и перевалив через мост, «рафик» промахнул насквозь центральную улицу и лихо припарковался у остекленного входа в общежитие.
Лена подхватила свой пакет и спрыгнула с высокой подножки на асфальт.
Войдя в общежитие, Федорович заглянул в окошко снулого вахтера, и Лену пропустили чрез проходную.
Оставив Федоровича мило болтать с вахтером, она взлетела по стоптанным, скрипучим деревянный ступенькам на второй этаж.
Узкий коридор освещала «лампочка Ильича», за одной из дверей плакал ребенок.
Расстегивая на ходу парку, Лена побежала в женскую комнату и едва не налетела на соседку по комнате – Ирину.
– Не поняла, – вытаращилась та на Лену. – Ты откуда?
– Оттуда, –
Но от случайной соседки было не так просто отвязаться.
Голос Ирины раздался у самой кабинки, Лена даже подобралась вся – хватит ума у соседки заглянуть?
– А ты чего, вернулась что ли?
– Вернулась, – подтвердила очевидное Лена.
Лагерь и коллеги остались далеко, злость стала стихать, и Лена не чувствовала ничего, кроме дикой усталости.
Но односложные ответы только разожгли любопытство соседки.
– Совсем вернулась? Что ли не поедешь в поле?
Лена подняла глаза к серому в протечках потолку и вздохнула.
– Что ли не поеду.
Она почти смирилась с тем, что приходится вести диалог через перегородку да еще в такой неподходящий момент.
Без всякой видимой причины Ирина обрадовалась.
– И правильно! Нечего женщине делать в партии, одной среди мужиков. А чего вернулась-то? – продолжала приставать она. – Дома что-то случилось?
– Нет, дома все в порядке. Просто передумала. – Лена застегнула джинсы, дернула за смывную ручку и вышла из кабины.
Любопытство совершенно постороннего человека и интерес к ее персоне обескураживал. Что это? Святая простота или что-то другое?
– И молодец, что не поехала. Возвращайся к дочери, – горячо продолжала соседка. – А то – что это такое, все лето в тайге? Это разве дело? Мать должна быть с ребенком. Все правильно ты делаешь, – в очередной раз повторила неожиданный тренер по семейным отношениям.
С барского плеча Ирина выдала Лене свежее постельное белье, и в целом вела себя, как миссионерка.
Испытывая дежавю, Лена зачехлила одеяло и подушку и отправилась в душ.
К вящей Лениной радости, когда она вернулась в комнату, Ирина уже спала, и Лене ничто не мешало забраться в постель и обдумать свое положение.
Положа руку на сердце, положение было аховым.
На лицо малодушное, недостойное Векшиных бегство от трудностей. Она просто позор семьи. Тупиковая ветвь.
Лена вдруг представила свое бесславное возвращение в Москву…
Как она откроет дверь своим ключом и перешагнет порог дома… Не через четыре месяца после отъезда, а через… три дня. Это крах. Если она вернется, ей никогда не смыть с себя клеймо маленькой девочки, маминой-папиной дочки. Мечту об отдельном проживании от родителей можно будет похоронить.
Надо разозлиться. И остаться назло Ратникову.
Елки-палки! Что делать, как добраться до лагеря?
Так и не найдя ответ, Лена полежала, наблюдая за мелькавшими на потолке световыми пятнами. Постепенно веки у нее отяжелели, мысли стали рассеиваться. Уже засыпая, она вдруг придумала, как выкрутиться из ее непростого положения, и улыбнулась. Сон окончательно сморил Лену, а улыбка так и осталась на ее губах.