Тагу. Рассказы и повести

Чиковани Григол Самсонович

— Прекрасно сказано, господин Жваниа! — воскликнул председатель правления уездной общины и даже захлопал в ладоши. — Браво, господин Жваниа, браво!

— Вы всегда были примером для нашей партии, — похвалил Жваниа и начальник военного ведомства, — и не только для партии, но и для армии, гвардии, для всего народа.

Член учредительного собрания даже не улыбнулся. Он принял эту похвалу серьезно, как должное.

— Так вот, господин Кордзахиа, — сказал он учителю, — я считаю, что мы с вами о главном договорились. Завтра же на митинге призовете здешних

жителей выступить на защиту отечества. Это ваш гражданский, патриотический долг.

Народ уже собирался на площади перед зданием волостной общины. На митинг пришли люди и из других деревень волости, но больше было местных. Народ, как всегда на таких собраниях, разбился на группы: отдельно стояли крестьяне, отдельно — ремесленники, отдельно — дворяне и чиновники. Кое-где группы смешивались, и тогда возникал жаркий спор.

— Нужно защищать нашу землю, — говорил Джаба Кобахиа, дворянин в черной чохе.

— Какую землю? — спросил кто-то из крестьян.

— Грузинскую землю.

— Грузинская земля, увы, не принадлежит нам.

— Нужно защищать свободу и демократию, — не унимался Джаба.

— Где она, наша демократия, господин Кобахиа? Разве у тебя и у меня одинаковые права? У тебя сорок десятин земли, а у меня и одной нет. И это, по-твоему, демократия?

— Вы слышите, люди, этот человек предпочитает большевистскую диктатуру! — сказал Кобахиа.

Джаба Кобахиа редко можно было встретить трезвым. Обычно он появлялся на людях в сопровождении нескольких таких же пьяных дружков. И сейчас он пришел на митинг в сопровождении своих собутыльников.

— Да это же настоящий большевик! — поддержал Джабу его дружок Антимоз Дгебиа.

— Заткните этому негоднику глотку! — посоветовал другой приятель Джабы — Спиридон Апакиа.

— Мы всегда боролись за свободу! — громко, во всеуслышанье сказал стоявший позади Джабы крестьянин в башлыке.

Джаба быстро повернулся к нему.

— А это что за образина? — спросил он с угрозой.

— Он не из нашей волости.

— Наверное, подосланный большевик.

— Стукни его по зубам, Джаба!

— Скрывают от нас, люди, все скрывают! Красная Армия уже перешла границу. Война началась.

— Против кого война? Против народа? — спросил крестьянин в башлыке.

— Против большевиков, — ответил ему кузнец Катран Гетиа.

— Истребить вас всех надо, большевиков! — рявкнул на кузнеца пьяный Спиридон Апакиа.

— Изменники! — завопил третий приятель Джабы — Сопром Кедиа.

— К стенке их всех надо! К стенке! — в один голос завопили Джаба Кобахиа и Антимоз Дгебиа.

— Это верно — врагов надо к стенке, — сказал полевой сторож Павле, рыская по толпе глазами, словно выискивая тех, кого надо тут же к стенке поставить. — Враги у нас здесь, внутри, люди! Сначала нужно с ними расправиться, а потом уже идти на войну.

— Какое страшное время наступило, люди, — брат брату могилу роет, — качая седой головой, сказал пришедший из дальней горной деревушки крестьянин.

— Врагу ворота отворяют, а нам — нож в спину…

Солнце клонилось к закату. Народ

перестал прибывать. Миха Кириа вышел на балкон и оглядел собравшихся на площади. Маловато, подумал он, хотя заранее знал, что много народу на этот митинг не соберется. Да и пришедшие ему не понравились. Это были не те, кто пашет и сеет, таких сейчас в толпе раз-два и обчелся.

Кириа еще раз окинул глазом толпу. Маловато пришло. Он вспомнил, какие тут бывали митинги и какое море людское заливало тогда площадь. И какие были тогда веселые, праздничные лица у его земляков. Тогда многие еще доверяли правительству, еще верили его обещаниям.

А сейчас на хмурых лицах стоящих у балкона односельчан Кириа прочел разочарование, недоверие, недовольство. Он хорошо знал людей своей общины, да и большинство пришедших из других деревень были ему знакомы.

Кириа криво, с болью усмехнулся. Что ж, люди начинают понимать, что их обманули. А разве он сам не обманулся в надеждах? Не разочаровался во всем?

Миха медленно повернулся к двери — не хотелось ему входить в свой кабинет, он бы с радостью спустился вниз, с радостью слился бы с толпой, затерялся бы в ней. "Но поздно, — сказал себе Кириа. — Опоздал ты, брат. По лености, по беспечности своей опоздал".

За столом в кабинете Кириа сидели Евгений Жваниа, Иродион Чхетиа, Варлам Хурциа, полковник Сардион Анджапариа, капитан Вахтанг Глонти, Аполлон Чичуа — один из владельцев заречной земли. Сейчас Аполлон Чичуа явился в деревню как уполномоченный правительства Грузии, чтобы оказать помощь Евгению Жваниа. Новехонький элегантный костюм, пенсне, тонкие лайковые перчатки и брезгливо-надменное выражение лица — таков был с виду этот уполномоченный демократического правительства.

Рядом с Евгением Жваниа, сложив руки на коленях, сидел учитель. Он заметно волновался, был бледен и неразговорчив.

На скамье вдоль стены сидели Калистрат Кварцхава, Еквтиме Каличава и другие члены правления волостной общины. Как только Миха Кириа отворил дверь, все, кроме учителя, вопросительно посмотрели на него.

— Пора начинать, господа! — сказал Кириа. — А то люди, пожалуй, разойдутся… Они уже долго ждут.

Член учредительного собрания понял это как упрек и с неприязнью посмотрел на Миха Кириа, которого невзлюбил со дня первой встречи. Жваниа достал из кармана жилета золотые часы и пожал плечами. Он считал себя человеком аккуратным и точным, но предпочитал сам распоряжаться своим временем. И чтобы какой-то Кириа… Но сейчас не до личных обид и амбиций.

— Начнем, господа, — сказал Жваниа и первым вышел на балкон. За ним последовал уполномоченный правительства Аполлон Чичуа, потом представитель уездной общины Чхетиа, а затем уже по-одному, по старшинству — все остальные. Последним вышел Миха Кириа. Неохотно вышел. Ох, если можно было бы не выходить.

Кое-кто на площади зааплодировал, правда, негромко и не спеша. Зато Джаба Кобахиа и его дружки захлопали оглушительно, подняв над головой — чтобы все видели — руки и бросая свирепые взгляды на тех, кто не аплодировал.