Таинственная история Билли Миллигана (др. перевод)

Киз Дэниел

Билли начал бродить между могилами.

– Я приходил сюда и сидел на берегу возле тех сосен, когда хотел побыть один. На этом кладбище, когда знаешь, что это за место, очень тоскливо, но в то же время как-то умиротворяюще. Посмотрите, как нависло над ним вон то мертвое дерево. В нем столько грации и достоинства.

Писатель кивнул, перебивать ему не хотелось.

– Кладбище сначала устраивали по кругу. Видите большую спираль? А когда случилась та крупная эпидемия, места стало не хватать, и поэтому пришлось хоронить рядами.

– Это кладбище до сих пор используется?

– Да, когда умирает кто-то, у кого нет близких. Это очень больно. Вот представьте, если бы вы пришли искать потерянного давно родственника и выяснили, что он или она – номер сорок один? А там, на берегу, свалены еще горы плит. Очень угнетает. Никакого уважения к мертвым. А правильные могилы – они не государственные. Их поставили люди, отыскавшие своих родных. Написали на них имена. Люди вообще любят смотреть на прошлое, пытаясь понять, откуда они произошли. И когда они узнают, что их предков или родственников положили тут с каким-то номером вместо нормального надгробия, они начинают беситься. И говорят: «Это же член моей семьи, надо же его как-то уважать». И неважно, что человек был белой вороной, больным и так далее. Жалко, что правильных надгробий мало. Я тут много гулял, когда мог… – Билли смолк, хихикнул и продолжил: – Когда мог «разгуливать без надзора».

Писатель понял, что это цитата из «Диспэч».

– Рад, что ты можешь над этим смеяться. Надеюсь, ты не позволишь им еще раз тебя этим зацепить.

– Меня это больше не беспокоит. Это уже в прошлом. Я понимаю, что нападки на этом не закончатся, но это больше уже не будет как гром среди ясного неба и легче будет справляться.

Пока они разговаривали, писатель вдруг уловил в Билли едва заметную перемену. У него ускорилась походка, речь стала более четкой. А потом он еще и подшутил над газетными заголовками.

– Позволь тебя кое о чем спросить, – начал писатель. – Если бы ты изначально не представился как Билли-Р, ты мог бы меня одурачить, ведь сейчас ты говоришь как Учитель…

Билли улыбнулся, у него загорелись глаза.

– Ну, может, спросите?

– Ты кто?

– Я Учитель.

– Вот сукин сын. Любишь ты меня удивить.

Он улыбнулся.

– Так бывает. Когда я расслаблюсь, это случается. Но требуется внутренний покой. Это я тут понял… в разговоре с вами, когда смог все снова увидеть, пережить и вспомнить.

– А почему ты ждал, когда я спрошу? Почему сразу не сказал: «Привет, я Учитель»?

Миллиган пожал плечами.

– Ну, мы же не только что встретились. С вами разговаривал разъединенный Билли. Потом внезапно к беседе присоединился Рейджен, а потом и Артур, поскольку им было что сказать. Так что мне неловко было бы говорить вдруг «О, привет, как дела?», ведь мы уже какое-то время общались.

Они пошли дальше, и Учитель продолжил:

– Артур с Рейдженом действительно очень хотят помочь Билли объяснить вам, что с нами произошло во время последней сумятицы.

– Давай, – согласился писатель, – рассказывай.

– Дэнни совершенно не собирался прыгать с обрыва. Он увидел, что наверху цветы крупнее, и пошел за ними.

Учитель шагал вперед, показывая писателю путь, который привел Дэнни к тому дереву. Писатель посмотрел вниз. Да, если бы Дэнни спрыгнул, самоубийство бы удалось.

– И Рейджен не собирался делать охранникам ничего плохого, – объяснял Учитель. – Он хотел порезать себя. Потому что Билли предали. – Он вытянул руку, чтобы показать, как стекло было направлено на собственное горло, в то время как другие восприняли это за угрозу. – Рейджен задумал перерезать себе глотку, чтобы покончить со всем этим.

– А зачем ты грозил переломать кости доктору Колу?

– На самом деле Рейджен собирался сказать: «Иди сюда, доктор Кол, посмотришь, как я буду ломать кости». Я этого малыша обидеть не собирался.

– Билли, оставайся в слиянии, – сказал писатель. – Учитель всем очень нужен. Нам надо работать. История твоей жизни очень важна.

Билли кивнул.

– Да, сейчас я именно этого и хочу. Чтобы все узнали.

Лечение шло своим чередом, но давление на администрацию клиники извне не прекращалось. Двухнедельный контракт, подписанный Билли с персоналом, продлили, потихоньку восстанавливая привилегии. «Колабмус диспэч» продолжал публиковать агрессивные статьи против Миллигана.

Власти штата отреагировали на публикации в газетах и начали торопить слушания. Узнав, что о Миллигане пишут книгу, они внесли на рассмотрение законопроект № 557, который запрещал бы правонарушителям, включая признанных невиновными на основании невменяемости, получать какие-либо деньги за публикацию своих биографий и за раскрытие совершенных ими преступлений. Слушание по этому законопроекту в юридическом комитете штата должно было состояться через два месяца.

4

В июне состояние Билли продолжало оставаться стабильным, несмотря на постоянные нападки в газетах и вызываемые ими изменения в жизненном укладе и лечении. Миллигану разрешили возобновить занятия спортом на территории клиники (но не выходить в город одному). Продолжались и терапевтические сессии с доктором Колом. Пациент начал снова рисовать. Но и писатель, и доктор Кол отмечали, что в Билли произошла заметная перемена. Воспоминания стали менее точными. К тому же он начал манипулировать, как Аллен, и плохо относиться к людям, как Томми, Кевин и Филип.

Учитель рассказал писателю, что однажды, когда он работал с радиооборудованием Томми, услышал, как сам сказал вслух: «Так, а что это я делаю? Радиовещание без лицензии запрещено законом». И, не переключаясь на Томми, добавил: «Да какая, к черту, разница?»

Его самого такой новый взгляд на мир шокировал и пугал. Он уже начал верить, что все эти личности – Учитель согласился, что этот термин лучше, чем «люди» – часть его самого. И вдруг, впервые и без переключения, он почувствовал себя как они. Значит, вот оно – настоящее слияние. Он стал общим знаменателем всех двадцати четырех личностей, и это сделало его не Робином Гудом и не Суперменом, а совершенно обычным злым, нервным, умным и талантливым манипулятором.