Таинственное путешествие Томека
Шрифт:
Боцман достал из кармана клетчатый платок. Стал шумно сморкаться. Томек повернулся лицом к окну, пытаясь скрыть слезы, появившиеся у него на глазах. Смуга вбил в Красуцкого испытующий взгляд, словно хотел до конца прочесть его скрытые мысли. После длительного молчания закурил трубку и сказал:
– Царизм уже не раз применял метод разжигания вражды между завоеванными народами. Впрочем, то же самое делают с успехом и другие государства, ведущие политику завоеваний. Однако, в данном случае, ложь царских чиновников была, видимо, быстро разоблачена. Ведь несчастные узники желали только своей свободы!
– Вы, конечно, правы! Даже жители Иркутска искренне сочувствовали повстанцам. Во время суда обнажилась подлая
– Как вытекает из стихотворения, к расстрелу приговорили четверых повстанцев, – вмешался боцман. – Что сделали с остальными?
– Из семи человек, приговоренных к смерти, расстреляли четверых: Шрамовича, Целинского, Рейнера и Котковского. Около четырехсот человек приговорили к многолетней или даже вечной каторге, некоторых отдали под надзор полиции.
– Как был приведен в исполнение приговор? – спросил Томек.
– Казнь состоялась близ берегов Ангары у подножия диких гор, на предместье Ушаковка. Несмотря на то, что стояли морозы и туманы, жители Иркутска собрались в пригороде. Не было только поляков, проживавших в городе. Власти запретили им показываться на улице в течение нескольких дней. Ответственность за поведение поляков была возложена на домохозяев.
– Вот подлецы! – возмутился боцман.
– И все же нашелся человек, который нарушил суровое распоряжение властей. Переодевшись в одежду чалдона, то есть сибирского крестьянина, один из поляков, Болеслав Ольшевский, пробрался на место казни. Он мне рассказал, как все это происходило, – продолжал инженер. – Четверо поляков смело шли на смерть, как и положено героям. Их сопровождал иркутский ксендз, поляк, тоже из ссыльных, Кшиштоф Швермицкий.
Увидев, что у ксендза дрожат руки, Шрамович сказал ему: «Ты, святой отец, вместо того, чтобы поддержать наш дух, и тем помочь нам смело принять смерть от руки этих рабов царизма, дабы показать им, что поляки умеют умирать за свободу, ты сам ослабел и требуешь утешения, потому что у тебя дрожит рука, которой ты должен нас благословить! Выше голову, польский пастырь, молись не за нас, а за будущее Польши! Нам все равно, погибнем ли мы на своей земле за ее свободу, или в изгнании! Идея, которой мы посвятили свою жизнь, не погибнет!» [62]
62
По книге Владислава Евсевицкого: «В сибирской ссылке», Варшава, 1959 г.
Шрамович попрощался с товарищами. Остановился у столба, вкопанного в землю. Когда на него надели саван, он подбросил вверх шапку и умер с возгласом: «Еще Польша не погибла...»
Его шапка упала около царского полковника. Он отбросил ее ногой. Тогда в толпе, собравшейся на месте казни, раздались крики: «подлец!» Под грохот барабанов раздался ружейный залп...
Взволнованный Красуцкий умолк.
Первым вышел из состояния задумчивости Смуга. Он вытряхнул пепел из погасшей трубки и взглянул в окно вагона. На востоке поднималась заря. Таким образом, ночь в поезде прошла среди страшных воспоминаний.
– Уже светает, мы подъезжаем к Нерчинску [63] – громко сказал Смуга.
Услышав слова Смуги, Томек очнулся и выглянул в окно. В розоватом свете раннего утра простирался холмистый пейзаж, напоминающий пустыню. Монотонность дикого края кое-где прерывали узкие и глубокие овраги с высокими, крутыми каменистыми склонами, иногда поросшие карликовой растительностью. Время от времени среди сухих оврагов и долин появлялись окруженные горами острова зеленых лугов, поросших всеми видами степных и луговых трав. В таком разнотравьи в изобилии встречаются мятлик, келерия, осока, ковыль, скабиоза и типчак.
63
Нерчинск – город, расположенный близ реки Шилки в Юго-Восточной Сибири; в прошлом город был известен торговлей мехами, чаем и скотом. Основан в 1654 г.
Вид обширных степей взволновал Томека, так как это значило, что они приближаются к цели экспедиции – Нерчинску! Неуверенность, надежда и тайный страх попеременно овладевали сердцем юноши. Они перенесли столько трудов, преодолели столько опасностей, чтобы добраться наконец до места ссылки Збышека! Удастся ли им его освободить? В поисках ответа на этот вопрос Томек невольно посмотрел на своих друзей. Смуга пыхтел короткой трубкой-носогрейкой и ленивым взглядом следил за клубами дыма, поднимавшимися в воздух, боцман опустил голову на грудь и, как ни в чем ни бывало, дремал. Их случайный попутчик Красуцкий просматривал какие-то бумаги. Томек повеселел и облегченно вздохнул. Их рискованная экспедиция должна была окончиться успешно, раз в ней участвуют такие умные и бесстрашные люди, как Смуга, отец и боцман!
XIV
Грозное предупреждение
– Сто бочек прогорклого китового жира! Да перестань ты, пожалуйста, охотиться на тараканов! – обратился боцман к Томеку. – Заснуть не могу, если ежеминутно слышу, как ты ногами давишь их, проклятых!
Томек, шагавший из угла в угол, остановился у лежавшего на полу соломенного тюфяка, на котором отдыхал боцман, и возмущенно ответил:
– Одному мешает гнус, другому – тараканы. Я вижу, что вы как-то очень быстро привыкли к этим проклятым насекомым. Смотрите, таракан лезет по вашей подушке!
– Ну что ж из того? Видимо, он чувствует мое доброе сердце. Ведь таракан тоже хочет жить! – философски ответил боцман. – Моряки, браток, не могут обращать внимания на такую мелочь. На кораблях всякое бывает. Знаешь, браток, однажды я плыл в Китай на старой калоше. Мы везли трубы, но если бы я этого не знал, мог бы подумать, что везем груз крыс и тараканов. Они нам попадались даже в супе.
– Я бы ни одного часа не остался на таком судне, – воскликнул Томек.
– Ты так думаешь? Впрочем, возможно, такой храбрец как ты и прыгнул бы в море! Я же предпочел дойти до Коломбо на Цейлоне и только там, вместе с приятелем, постарался опоздать на корабль. В дальнейший путь он отправился без нас.
– Мне теперь не до шуток, – буркнул Томек. – Если бы не то, что господин Клеменсович получил эту нору в наследство от своего отца, польского ссыльного, я бы эту гостиницу поджег, не колеблясь ни минуты!
– Отличная идея, но тогда нам пришлось бы жить под открытым небом, так как в Нерчинске это единственная гостиница. Видно, этот Клеменсович был ловкий делец, если начал дело там, где у него не было конкурентов!
Возмущенный насмешливым тоном боцмана, Томек пожал плечами и отвернулся. Он подошел к окну, выходившему на темный, грязный двор. Смуга что-то долго не возвращался из города. Около помойной ямы во дворе вертелась кудлатая собака. Не дождавшись возвращения Смуги, юноша отвернулся от окна и осмотрел убогий номер гостиницы. На первый взгляд он был скорее похож на притон, чем на гостиничный номер. Краска на дверях и окнах лущилась и отпадала кусками, обнажая темное дерево, между досок грязного пола зияли щели, в которых кишели насекомые. Вся меблировка номера состояла из колченогого стола, покрытого не первой свежести скатертью, соломенных тюфяков и медного таза, который появился в комнате только по требованию путешественников. Тюфяки и таз принес из квартиры Клеменсовича неряшливый, как и все в этой гостинице, парнишка, слуга и одновременно повар.