Таинственный человек дождя
Шрифт:
«Если водоросль перестанет удерживать воздушный пузырь, — подумал я, — освободившийся шар устремится к поверхности, избавившись от угрозы, которую по-прежнему представляла анемона».
У меня уже зародилась надежда, что Линч может рассчитывать на спасение, когда из-под короны дьявольской анемоны появились необычно длинные щупальца, сначала осторожно обхватившие сферу, а затем яростно стиснувшие ее. Затем гигантская водоросль, удерживавшая сферу, порвалась и ее обрывки так быстро устремились к поверхности, что созданный имя водяной смерч заставил анемону затрепетать на гибкой ножке. Но воздушный
Я затаил дыхание. Что теперь будет с моим несчастным спутником?
Ножка анемоны стала укорачиваться. Корона со щупальцами начала перемещаться в глубину, увлекая с собой сферу. Шар потемнел, словно лишившись прозрачности, и теперь я видел фигуру Линча очень неотчетливо.
В этот момент случилось нечто неожиданное.
Из мрачной глубины поднялось мутное облако взбаламученного или и песка. Я подумал, что мы нарушили покой какого-то гигантского существа, и мне стало страшно. Муть постепенно осела, вода приобрела свою обычную прозрачность, и я увидел возле себя куски тела анемоны. Чудовищная живая шевелюра превратилась в груду судорожно извивавшихся белых и розовых щупалец. Что касается ножки, то она сжалась и съежилась, превратившись в короткий обрубок, утянувшийся вниз и пропавший в зеленом мраке глубин.
Снова сильный толчок заставил меня кувыркаться внутри сферы. С трудом поднявшись на ноги, я увидел, что шар Линча прижался к моему пузырю, сплющившись и утратив сферическую форму. Я попытался привлечь жестами его внимание, но в этот момент на меня обрушился удар, напомнивший мне оплеуху, полученную мной в голубом тумане. Очередной короткий, но сильный толчок швырнул меня на дно пузыря.
— Мне кажется, что кто-то здесь злоупотребляет приемами физического воздействия, — пробормотал я. — И все это мне порядком надоело…
— Действительно, это уж слишком, — ответил мне грустным эхом голос Линча, и я увидел полицейского, сидевшего рядом со мной.
На его лице было написано отчаяние, и мне показалось, что он не способен не только понять меня, но даже просто услышать.
Оба воздушных пузыря, сблизившись, слились вместе, как часто бывает с мыльными пузырями. В результате мы снова оказались вместе.
Линч тяжело вздохнул:
— Мы попали в какую-то безумную историю… Нам было так хорошо в том водолазном колоколе… А теперь… К тому же собранные мной жемчужины пропали… И я даже не представляю, каким образом… Впрочем, ладно… Не понимаю, каким образом я очутился в одном из этих мыльных пузырей…
— Все это случилось и со мной… К счастью, вы смогли выбраться из объятий этой чудовищной морской анемоны…
— Как вы думаете, господин Бекетт, с этим существом нам повезет больше?
Я взглянул в том направлении, куда смотрел Линч, и съежился от ужаса.
Головоногий моллюск совершенно невероятных размеров лениво сворачивал и разворачивал свои щупальца, каждое из которых у основания было толщиной с солидное дерево. Я догадался, что это он взмутил воду, подняв тучу ила со дна, после чего напал на чудовищную анемону.
— Ведь это каракатица? Обыкновенный головоногий моллюск, не так ли? — простонал Линч. — Я видел его на картинках, но не думал, что они существуют на самом деле.
Несмотря на всю
«— Послушайте, Линч», — сказал я, — вы должны были слышать истории о гигантских кракенах, об осьминогах, таких огромных, что они без особых усилий могли утащить на дно большое судно. Разумеется, это были легенды, придуманные моряками.
Я запнулся. О каких легендах я говорил Линчу? Чудовище, приближавшееся к нам, вполне могло оказаться ближайшим родственником самого главного кракена.
— Обратите внимание, Линч, что у него всего семь щупалец, и глаза у него на голове расположены иначе, чем у каракатиц.
Внезапно я почувствовал, что совершенно спокоен. Не знаю почему, но я был уверен, что появившееся возле нас головоногое создание не сможет причинить вред нашему сферическому убежищу, как это было, впрочем, и с анемоной. Тем не менее, когда осьминог приблизился и обхватил сферу своими щупальцами, я увидел прилипшие снаружи к прозрачной оболочке присоски с крючками по краям, и меня охватил страх. Чудовищный моллюск принялся перекатывать сферу в щупальцах так энергично, что мы катались внутри, словно шарики в погремушке. У меня даже начался приступ морской болезни.
Несмотря на невероятную мощь щупалец, осьминог не смог повредить нашу сферу; ему даже не удалось оторвать ее от удерживавшей шар водоросли. Очень скоро осьминог почернел, словно разозлившись. Не обладая терпением анемоны, он отпустил сферу и устремился в темную глубину.
— Можно подумать, что он чего-то испугался! — воскликнул Линч.
— Как же, испугался, — усмехнулся я. — Знайте, бригадир, что это одно из самых могучих представителей подводной фауны, и в океане у него просто нет достойных противников.
— Нет, я уверен, что он испугался, — решительно возразил Линч. — И знаете, кто его напугал? Человек с поверхности!
Я с жалостью посмотрел на полицейского. Очевидно, перенесенные им испытания заметно повлияли на его и так не слишком талантливый мозг.
— Вы знаете, Линч, что мы находимся на огромной глубине, возможно, достигающей нескольких тысяч метров. Ни один водолаз не может…
— Это не водолаз. Это человек без скафандра, обычный ныряльщик. Впрочем, смотрите сами.
В нескольких сотнях метров от нас со дна поднялись клубы взбаламученного ила. Из мутного облака появилась какая-то уродливая масса. Когда течение поднесло ее ближе, я понял, что это были изуродованные останки головоногого моллюска.
— Вы и теперь будете утверждать, что у меня галлюцинации, господин Бекетт? Мне кажется, что кто-то заботится о нас и действует в наших интересах. Что вы думаете об этом, господин Бекетт?
— Человек, способный помогать нам, оказавшимся на глубине в неизвестно сколько тысяч метров?
Я не смог дольше подшучивать над беднягой Линчем. Наш шар принялся дергаться гораздо энергичнее, чем в начале наших приключений. Я подумал, что подобная активность сферы не сулит нам ничего хорошего.