Так близко
Шрифт:
– Мы временно уезжаем из города, – отвечает Кейн. – Мы позвоним сразу после возвращения.
Гольдштейн обиженно поджимает губы.
– Я повторюсь, что не рекомендую вашей жене оставаться без поддержки психотерапевта. В таком состоянии людям может быть трудно выстраивать близкие отношения. Возобновление половых актов может воспрепятствовать эмоциональному воссоединению, а не укрепит ваш брак.
– Хорошо, я принял к сведению.
Ты еще раз благодаришь врачей, пожимаешь им руки, а потом выводишь меня из кабинета.
Мы молча идем к лифту, но теперь ты крепко прижимаешь меня к себе, попутно печатая какое-то сообщение. Как только мы дверцы лифта закрываются, ты обнимаешь меня.
– Он говорил слишком агрессивно, – шепчешь ты, – и поставил тебя в неловкое положение. Мне жаль, что именно он занимался твоим случаем. Ты должна была обо всем рассказать.
Я напрягаюсь, дыхание становится прерывистым. Такая близость – сравнивая с тем моментом, когда мы выходили из пентхауса, – заставляет меня отпрянуть.
– Мне вовсе не хотелось говорить об этом с Витте.
На твою теплоту я отвечаю холодом. Аромат настоящего мужчины окутывает меня со всех сторон, ограждая от враждебных запахов дезинфицирующих средств и болезней. Ты прижимаешься ко мне и крепко обнимаешь.
– Я плохо справился, да? Был слишком осторожен?
– Это одно и то же, – дерзко отвечаю я, пытаясь вырваться из твоих объятий.
– Я не мог рисковать и просить тебя заходить слишком далеко, ведь каждый медработник предупреждал меня о возможных рисках. Просто мои чувства к тебе нельзя назвать деликатными.
– Или ты просто ничего не чувствуешь.
– Сетаре. – Ты страстно прижимаешься губами к моему виску. – Я очень сильно тебя хочу. И всегда хотел. Мне очень жаль.
Незнание, насколько правдивы твои слова – жуткая пытка.
– Тебе не нужно было врать, что мы уезжаем из города. Я и так хотела сказать ему, что у него нет ни малейшего шанса залезть ко мне в голову с помощью лекарств, гипноза или чего-то еще. Ему просто нужен уникальный врачебный случай, чтобы написать исследование для публикации или лекции. Я не позволю кому-то использовать мои воспоминания в личных целях.
– Я не врал. И я согласен, что он всего лишь напыщенный осел. – В твоем голосе появляются нежные нотки. – Но его самомнение сыграло в нашу пользу, когда детективы приезжали задать ему несколько вопросов. Да, он действительно будет настаивать на своем диагнозе, даже на краю могилы.
Я закусываю губу. Доктор Гольдштейн действительно был лучшим вариантом или просто самым выгодным, учитывая все обстоятельства? Правду уже не узнать, даже если я спрошу об этом напрямую.
– Он вообще хоть в чем-то оказался прав? – спрашиваешь ты.
Я ничего не уточняю, поскольку доктор действительно оказался близок к истине, но сейчас меня переполняет любопытство. И надежда. Куда мы сейчас едем? И надолго ли?
– Да.
– Хочешь встретиться с другим специалистом? – спокойно спрашиваешь ты, и тон твоего голоса успокаивает меня. Он и раньше меня завораживал. – Мне хочется, чтобы ты хотя бы попробовала.
– Зачем? Мы вообще собираемся спасать наш брак? Или ты думаешь, что сеанс психоанализа заставит меня позабыть о тебе и я снова исчезну? В конце концов, ты даже не намекнул, что хочешь, чтобы я была рядом с тобой.
Наступает мучительная тишина.
– Тебя не было долгие годы, – шепчешь ты. – Разве ты сама не хочешь знать, что делала все это время?
Лифт плавно останавливается на первом этаже и открывает двери. Ты берешь меня за руку, и мы вместе идем к выходу. Ты замедляешь шаг, чтобы мы выглядели как настоящая парочка. Люди поворачивают головы и смотрят на нас. Как они могут пропустить такое зрелище? Ты такой высокий и фантастически красивый, а я иду на каблуках.
Ты излучаешь спокойствие и обжигающую сексуальность, и это придает тебе уверенность. Идти рядом с тобой – мучительная радость. По многим причинам.
Мы выходим на улицу, и ты отводишь меня в сторону от оживленного потока людей, спешащих пройти через автоматические двери.
– Сетаре, я задал тебе вопрос. Ответь же мне.
– Какая разница, что я вообще помню? Похоже, что в нашем браке уже нечего спасать. Что ты от меня хочешь? Помимо того, что я буду выгуливать твою коллекцию украшений? – У тебя напрягаются мышцы лица. Я озлобленно продолжаю: – Тебе не нужно мое присутствие. Ты не хочешь заниматься со мной любовью. Ты даже не хочешь спать со мной в одной спальне. Ты будешь трахать других женщин? Кстати, как тебе вообще это удавалось с моей гигантской фотографией на стене? Или весь смысл именно в этом? Тебе нравится, когда я наблюдаю за тобой? А женщин это не пугает? Думаю, нет. Ты настолько красивый, богатый и сексуальный, что они, наверное, были только рады потрахаться с тобой на Таймс-сквер.
Мы несколько секунд злобно молчим, а потом ты спрашиваешь:
– Ты закончила?
– А у меня тоже будут свободные отношения?
В твоих глазах вспыхивает пламя. Но все же ты сдерживаешься и не начинаешь кричать. То, что ты даже не отреагировал на мой вопрос про секс с другими мужчинами, говорит о многом. За исключением одного момента…
– Почему бы тебе тогда не подать на развод? Ты останешься с деньгами, компанией и всем остальным. Я хочу только покоя.
Я хочу уйти, но моментально вскрикиваю от боли, когда ты рывком возвращаешь меня на место, словно воспитываешь мелкого непослушного сорванца. И сразу же крепко обнимаешь. Твое крупное мускулистое тело излучает агрессию и ярость. И я с восторгом понимаю, что у тебя впечатляющая эрекция.
Твои губы, такие желанные и чувственные, находятся на расстоянии пары сантиметров от моего лба, когда ты страстно шепчешь:
– И это все, что тебе нужно?
В тебе чувствуется дикое и необузданное желание. А еще… непонятная, но явно беспокойная энергия.