Так говорил Каганович
Шрифт:
И Ленин нам сказал: некоторые думают, что это глупость Устрялова. Это неверно. Нам надо прислушаться к умным словам умного врага. Этот враг нас предупреждает: кто кого? Мы — капиталистов, нэпманов или они нас? Кто быстрее, кто лучше сумеет взяться за дело, тот и победит. Кто сумеет быстрее дать народу еду, одежду, иные потребности, тот и победит.
Три пункта Кагановича
Если рассматривать вещи с точки зрения международной, то, конечно, НЭП был отступлением от социализма в масштабах одной нашей страны. И Ленин говорил: мы отступаем в. области экономической, а в области политической — ни на шаг! Мы сейчас отступаем политически… И опасность очень большая. То, что сейчас проводится — это НЭП в международном масштабе.
Это опасно. Поэтому сейчас мы должны обратить главное внимание на партию, на идеологию… И политически не дать овладеть советами чужакам. Большевики в Советах! Если большевики останутся в Советах, то есть политическая власть будет у нас, тогда мы можем говорить о том, что социализм не может быть уничтожен. Тут опасность в партии. Сказать отчаянно, что мы уже идем к капитализму, нельзя ни в коем случае. У нас социализм останется. Но при этом надо не болтать, а надо действовать. И не дать интеллигенции овладеть народом. Они могут овладеть через молодых наших интеллигентов народом, и тогда пойдет у нас эсеровско-большевистский, а потом уже настоящий хрущевский, неотроцкистский путь…
Идет всемирная стабилизация идей социализма… Вот почему я отношусь с оптимизмом. Но при этом… Если мы в партии не повернемся к краеугольному камню марксизма-ленинизма… Вот моя мысль, и вы — единственный человек, с которым я поделился:
1. Большевики в Советах.
2. Укрепление партии.
3. Сохранение государственной собственности на важнейшие заводы и на землю.
— Видите ли, — говорит Каганович, — у меня была мысль изложить это все, но я пробую писать и сам потом не могу прочитать.
— Повторите еще, чтоб я запомнил.
— Первое — большевики в Советах. На первое место — государственная собственность на крупнейшие заводы, фабрики, железные дороги. Часть можно в приватизацию, я не возражаю против этой тактики, часть — в кооперирование, часть — в коллективные предприятия и в частные предприятия, пускай делают, пускай помогают нам — пуговицы и так далее. Крупнейшие заводы должны быть государственными, земля — собственность государственная. Это основа. Власть должна быть ведущая — у рабочего класса. Не будем афишировать диктатуру пролетариата, но ведущая роль пролетариата.
— Вам могут возразить: сейчас пролетариата нет. Где вы видели этот пролетариат? Посмотрите на современного рабочего — почему он должен быть ведущим классом?
— Это вопрос о классах. Социализм есть уничтожение классов. Пока классы не уничтожены, пролетариат, рабочий класс существует.
— Но он в таком виде сейчас…
— Все равно рабочий класс, он был в девятисотом году в еще худшем виде. Там были такие захмуренные, такие замученные…
— А сейчас вам скажут: пьяницы.
— Нет, неверно. Неверно. Есть пролетариат и пролетарии, а главное, основное положение про капитал и прибавочную стоимость…
— А почему он передовой?
— А я скажу. Потому что рабочие никакого капитала не имеют.
— Это ясно.
— Никакого, кроме их пальцев. Интеллигент имеет капитал в голове, он им торгует, его продает.
— А этот тоже продает свою силу.
Гуманный социализм — сладкий сахар
— Нет. Продает, но тот с капиталом своим может стать акционером. Когда классы ликвидированы, это не опасно, а когда существуют классы, когда существуют крестьяне — наполовину они труженики, наполовину спекулянты, тогда интеллигент тоже качается между тружеником и спекулянтом. Он мыслит другими категориями, интеллигент не может быть ведущим для социализма.
Вчера один в картине о Вавилове говорит: «Чтобы человек работал на государство так, как на себя — это против человеческой природы». Это типичный интеллигент. Это вранье. Это неверно. Потому что, если государство действительно рабочее, без извращений, а у нас были извращения…
Решения Двадцать восьмого съезда партии фальшивые, подлые слова об авторитарном государстве, то, что говорила западная буржуазия в течение семидесяти лет, что у нас тоталитарное государство, что у нас крепостничество… Это подло! Как говорил Сталин: у нас власть рабочих и крестьян, власть Советов. Но в результате больших бед, войн, необходимости бороться, применять силу, насилие и прочее, у нас вошло в привычку, а потом и в принцип извращения. Получилось извращение рабоче-крестьянской власти, извращение нашего рабочего государства. Бюрократические извращения нашего рабочего государства.
Это будет правильно. У нас насилие вошло в привычку и стало как бы законом. Это ошибка, это извращение. Социализм не есть насилие, социализм сам по себе человечен. Сказать, что социализм — гуманный, демократический, это то же, что сказать: сахар сладкий. Мы в рабочих кружках так изучали: социализм должен быть демократическим и гуманным, хорошим для всех людей, но социализм полностью и окончательно построенный, без классов, тогда он гуманный и демократический. Но путь к нему гуманным не может быть! А большей частью негуманный, это путь борьбы!
Когда классов не будет и эксплуатации человека человеком не будет, тогда он гуманный, это есть гуманность. Но путь к нему лежит через борьбу классовую, через борьбу с врагами, а борьба — это кровь и насилие. Сказать «к гуманному социализму» — неправильно.
— А вам скажут: надоела эта кровь, вот и пришли к нищете.
— А я такому скажу: дурачок ты! — восклицает Каганович. — Ты можешь сколько угодно говорить: надоело, надоело, а завтра тебе дадут в морду, и ты дашь обратно в морду, вот тебе и борьба.
— Дали в морду, зато пойду в магазин и что-то куплю, как при капитализме?
— Нет. Что касается купли и продажи, это трудности временные.
— Но они тянутся у нас всю жизнь.
— Тянутся всю жизнь почему? Кончается классический расцвет капитализма в конце Девятнадцатого века, и Двадцатый век — начинается уже империализм, войны. Англо-бурская война первая, филиппинская война — американцы, балканские войны, первая империалистическая война, уже главное, революции, и весь Двадцатый век уже идет в крови, в борьбе.