Так хохотал Шопенгауэр
Шрифт:
А к Лехе корреспонденты нагрянули. Герой лихого времени, как никак. И давай Алеху допрашивать. Где, мол, родился, чего делал, зачем пришел. Много ли водки выпивает и какие у него политические пристрастия.
— Так что с пристрастиями? — пытал его немолодой лысоватый дядька.
— У меня с пристрастиями правильно, — посмеивался Алеха.
— Неужели монархист? — приставал к нему щелкоперый.
— Не-а, — протянул Леха.
— Это жаль, — расстроился дядька. — Нам монархисты в номер нужны. Ну может, хоть большевик?
— Еще чего, — обиделся он.
— Признайтесь тогда в фашистких симпатиях.
— А на хрен я признаваться буду? — не понял
— Я власть четвертая, — рассердился дядька.
— А я пятая, — расхохотался Леха. — Пятая-то покручее будет. Много вас таких, щелкоперов. А я один. Видал стройку за окном? Мой памятник мастырят.
— Тебе что, раскрутка не нужна? — дивился газетчик. — Я тебя стране хотел показать. Под рубрикой «настоящие мужики».
— Раскрутка — это хорошо, — медлительно сказал Леха. — Извини, брат. Спрашивай, чего хочешь: про еду, про баб, про годы молодые.
— И какая диета?
— А никакой. Ерунда диеты. Есть можно все, а правильно так: побольше, но редко. Время экономится.
— Что думаешь о женщинах?
— Я о них ничего не думаю, — охотно пояснил Леха. — Я думаю, что о них вредно думать. Женщина либо есть, либо нет. Если есть, раздумывать вредно. А если нет, то думать вообще труба. За пять минут до суицида додумаешься, а еще через пять до мировой революции. А еще через пять голова сломается от внутреннего давления. Тут делать надо.
— И что ты делаешь, когда ее нет?
— Мужским делом занимаюсь, — похвастался Леха. — Бухаю с братишками или порядок навожу.
— А как наводишь?
— Да просто: пару козлов ухерачить, остальные сами наладятся.
— А не жестоко убивать?
— Сначала, конечно, стресс. А потом человека убить как на рыбалку съездить. Удивление только первый раз. Первый раз что угодно бросает в стресс: первый экзамен, первый секс, первое знакомство со смертью. А потом не удивляешься, все привычно. Убивать привыкаешь.
— Я не то имел ввиду. Совесть не мучит?
— А кого ей мучить, если привык?
— Некоторых ведь мучит.
— Это от неверного воспитания.
— А любить ты способен?
— Я-то? Еще как способен. В десяти, наверное, смыслах.
— А есть еще девять?
— Ну смотри сам. Родину люблю, друзей люблю, самого себя обожаю до безумия. Женщину могу любить неслабее. А еще я люблю лето. Люблю горы. Люблю оружие. Люблю, когда меня любят.
— Книги-то, наверное, не читал?
— Не угадал, брат. Читал и кое-что перечитывал. В детстве, например. А потом все чаще замечал закавыку: в жизни бывает одно, а в книгах другое. Сначала я думал, что это жизнь такая неправильная. Отклоняется, стервоза, от книжного эталона. А потом решил по-другому: это писатели чего-то не секут в эталоне жизни. Ну их, решил, пусть в лес катятся. Не все, конечно. Но процентов девяносто пять.
— А как с политикой?
— Видишь ли, не политик я.
— Ну и что? Все люди не политики. Однако все интересуются, имеют какие-то взгляды.
— А вот неправильно это. В жизни нужно заниматься только тем, что относиться к твоей жизни. Когда политикой занимается политик, это красиво. А когда политикой увлекаются старики на лавке, это хреново. Ну кто они такие? Что знают? Какое им дело, раскорякам, что вице-премьер сказал депутатам? Пусть сначала депутатами станут. Ума-то нет баллотироваться. А все равно, сидят хрычи и полемизируют: а чего такое вице-премьер депутатам рассказал? Может, у него двойная игра? Какое им дело, раскорякам, до двойной игры? Им ли умного осуждать? Им по интеллекту до него
— А правда, что циники по жизни не маются?
— Все по жизни маются: и циники, и святые, и козлы. Даже самые крутые и гениальные маются. Только крутые маются круто, а гениальные маются гениально. А вот дураки по-дурацки страдают, такая у них судьба.
— Где ты научился профессионально убивать?
— А есть на Руси закрытые центры спецподготовки. Там не только убивать учат, но и другому. Там такое преподают, что вообразить невозможно. Допустим, ловить пули, видеть будущее, втыкать в себя ножи без вреда и боли. Там учат концентрацией воли зомбировать человека. Там дают навык при благоприятных условиях считывать мысли. Там заставляют прыгать с пятого этажа, отряхиваться и идти дальше. Там учат умению нравиться, причем всем: женщинам, боевикам, собакам, нематериальным духам. Там учат пальцем протыкать стену и сублимировать сексуальную энергетику, выходить в астрал и интуитивно постигать мир. Там учат в тридцатиградусный мороз ходить без одежды, пить огонь, вызывать дождь и нечистую силу. Там учат жить в гармонии с миром и своим Я. Скажу честно: из Центра меня выгнали. За неуспеваемость. Отсутствовал необходимый и врожденный потенциал, чтобы превратиться в сверхчеловека. Так и остался хомо сапиенс. Но это я там двоечник. А с теми же талантами в мире я отличник. Меня слишком многому научили за месяц. В частности, правильно убивать. А я ведь и до них немало умел.
— Планы строишь?
— Разумеется. На то и жизнь, чтобы оказаться в своем будущем. А чтобы оказаться в хорошем будущем, надо хорошо строить планы. Я не мастер идеи генерировать. Но есть у меня корешок, Артуром кличут. Звонил вчера по мобильному: предлагал мне с халявой завязать и начать действовия по изменению мира. Я толком не усек пока, что за действия. За идеологию Артур отвечает. Мое дело чистое и простое: херачить козлов, которые будут на пути стоять. Артур мне пообещал немеренное стадо козлов. Я так обрадовался, даже водку отложил до скучных времен. А цель вроде проста, выражается в пошлом захвате власти. А потом пойдут невиданные реформы, за них Артур отвечает. Говорил, что нашел нормального мужика на роль диктатора. Мужик слегка безумный, как раз что надо. Уважаю слегка безумных, без них в мире скукота.
— Неужели ультраправые собирают кулак?
— У Артура спросите. Мне что ультрафиолетые, что инфракрасные, лишь бы цель стоящая. А Шопенгауэр в целях здорово разбирается. Не станет мне корешок ерундовину предлагать. Мир покорять так мир покорять. Если расстреляют, так за серьезную мужскую работу.
— Не боишься смерти?
— А чего боятся? Сделал дело, помирай смело. Я другого боясь: не успеть в жизни своего. А если отработал как надо, оставил имя в истории и умираешь весело, с посвистом и улыбочкой. Я ведь считаю, что человек все может. Нет для человека невыполнимого. Скажем, победа над смертью. Я понимаю просто: незряшное пребывание на земле. Если ты в своей жизни только пищу переваривал, тогда боязно умирать. Хоть миллион лет живи, все равно лучше бы не родиться. А если был в жизни хоть один нормальный поступок, тогда не зря. Только у кого он был, поступок-то?