Так навсегда!
Шрифт:
Господи, как я убивался! Мать не зря всегда считала, что во мне погиб неплохой актер. Ну, разве что до попыток суицида дело не дошло. Тут и никакой системы Станиславского не надо — как же легко изображать вселенскую скорбь, когда внутри все поет и ликует! Выиграли! Выиграли, и не у кого-нибудь, а у «Шахтера», это ему за тот давешний полуфинал!!! А «Динамо» — продуло, ха-ха-ха, ну и поделом! А-а-аа, зарезали, убили… жизни себя лишу… горе-то какое, а, пацаны?! «Динамо» проиграло, а «Спартак» выиграл — как дальше жить?! А-а-аааа!!!
Да, неплохой. Но не великий все-таки… видно, где-то передавил на жалость. Маленько переиграл. Вечером Валера вызвал меня одного к себе в вожатскую и тихо сказал:
— Ладно, Мишань, я все понял… не переделаешь тебя. Болей за кого хочешь… только пацанам не говори… это я так.
— Ладно, — сказал
Десятый отряд мы разорвали без вопросов. А вот с седьмым и восьмым «зацепить» хотя бы очко так и не удалось. Оба раза хоть и с минимальным счетом, но все-таки уступили. Может, и сказалась подгнившая внутрикомандная атмосфера… хотя на самом деле год разницы в таком возрасте — это все-таки существенно. А то и два. И мы с тремя очками так и остались четвертыми, согласно «бюджету». Вот такая арифметика. А жаль.
Валеру я все равно помню и люблю, хоть он и болеет за упомянутое г..но.
Больше я так не делал никогда. И он, надеюсь, тоже.
Хаарлем
И вот уже — незаметно, как и вся жизнь в целом! — третий класс. Мы уже самые старшие на своем этаже и охотно передаем накопленный опыт болтающемуся под ногами подрастающему поколению приготовишек. И мы уже способны дать суровый паритетный отпор ненавистным «дежуркам». Нет, ну не всегда, конечно… но если, к примеру, дежурит шестой класс, и нас будет трое, и хорошо бы кто-нибудь еще подтянулся на усиление из класса «Б» — то все возможно! Мяч, как говорится, круглый, а поле ровное.
И — в пионеры принимают! Сперва лучших, само собой. С тщательной подготовкой, пристальным изучением материальной части и страшным проверочным мероприятием «Совет Дружины», на котором вопросы задают посложнее, чем «За кого болеешь?». Но зато потом — на автобусе на Красную площадь, в музей Ленина! На специальном! Первый раз не в привычной давке (от нас автобусы до метро всегда битком, в любое время дня и ночи почти), а сидя на собственном месте, которое никому не нужно уступать! И можно уткнуться носом в холодное стекло и с гордостью смотреть на Город… и вытащить кончики галстука из-под пальто, чтобы все видели. Ну или хотя бы кто-то.
А главное-то, главное — хвала Небесам, наши молитвы услышаны! И вместо опостылевшей Полины Алексеевны они посылают нам новенькую, Ольгу Дмитриевну. Свеженькую, с пылу с жару, сразу после педучилища! Ну, сколько ей там — лет двадцать, вряд ли больше. Вместо валеночного парика — стрижка с челочкой, ножки стройные, юбочка не то чтоб короткая, все же педагогический дресс-код, но с тем прицелом и намеком, что скорее все-таки короткая. И блузка газовая, полупрозрачная, третий номер… мы еще не очень хорошо различаем, тем более чисто визуально, но, по всей видимости, третий, да.
По именам всех зовет — нет, ну понятно, первый сезон свободного плавания, надо авторитет завоевывать. Полина-то только пофамильно рявкала, разве если внучека выделяя. А тут тебе вдруг появились и «Алешенька» — это она и Воробьеву, и Шакурнову, те аж вздрагивают с непривычки, и «Олежек»… А «Олежек» потом мне серьезно так и говорит:
— К матери на кассу уже подкатывала… намекала, значит, как бы…
— Ну а мать чего? — я тоже серьезно. Дело-то крайне важное. Снабженческое. Возможны весомые репутационные приобретения и потери.
— Ну и того, — отвечает. — Мать ей тоже как бы намекнула… что как относиться ко мне станет. С четвертого класса вон по каждому предмету отдельные учителя будут — ей что тогда, вообще всю подсобку на себе вытащить?
И Олег Юрьевич улыбается, а я просто хохочу до слез, воображая себе эту трогательную картину выноса на себе всей подсобки…
На личном фронте дела также идут уверенно в гору. Я неуклонно прибавляю как болельщик и специалист. Можно даже сказать — понемногу разбираюсь в футболе. Я уже помню наизусть все команды высших лиг по футболу и хоккею и даже несколько названий — из первой. Знаю, кто в текущем сезоне «вылетел», а кто «получил повышение в классе», как изящно выражаются комментаторы, и уже не путаю «аутсайдера» с «офсайдом». Представляю, от кого чего ждать, кто для нас соперник «неудобный»,
А еще… а еще я понимаю, что мой «Спартак» — он не просто Лучший и Самый Главный Клуб на Земле. Он еще и не такой, как все. Он… по-другому, что ли, играет… Спартаковский характер, именно! Выиграть можем у любого, даже у заведомо более сильного! Хотя и проиграть любому записному слабаку тоже. «Кубковая команда», кубок, за который мы всегда боремся, но никогда не выигрываем (и, повторюсь, не выиграем еще почти десять лет. — Прим. авт.).
Нет, правда, по-другому же играем! Дома я часто разыгрываю футбольные матчи — солдатиками там или предварительно налепив пластилиновых спортсменов в должном объеме, — и «моя» команда старается забивать исключительно «спартаковские голы». Знаете, что это такое? Ну, это такая довольно непростая штука, но я попробую объяснить. Это когда мы долго-долго катаем мяч… долго катаем-катаем, как будто ничего не происходит… а потом вдруг оп-па! — и выход «один на один» с вратарем, и тот, неловко изогнувшись, падает, а мяч преспокойно себе катится в ворота, и наши бегут обниматься-целоваться. Другие команды смотришь, слышишь, как комментатор истошно вопит: «Опасный момент! Очень опасный… мимо… какой момент!» У нас он никогда не кричит «Момент!», просто не успевает, наши уже целуются — сразу «Го-ол!». Отсюда в первом приближении можно считать, что «спартаковский гол — это гол, который забивается минуя промежуточную стадию момента». Как и любое определение, оно скорее затрудняет понимание сути определяемого предмета, нежели приближает к нему — но оно мне решительно нравится!
Хотя все равно непонятно. Даже если внимательно смотреть замедленный повтор. Или потом схему со стрелками в «Футбол-Хоккее». Отец объясняет: «Смотри, вот пас сюда, этот проходит, от опеки освобождается, и тот ему сразу, в одно касание обратно возвращает. Это называется «комбинация стеночка»!» Ну, объяснил… Другие забивают — ну, например, дальним ударом из-за пределов штрафной площади. Или подача с углового, и высокий защитник, взмыв в воздух, головой вколачивает мяч в сетку. И нам так забивают. А мы — нет. Мы — строго ловко. Иной раз даже (стыдно сознаться, но это так) хочется, чтобы однажды и мы так сумели. Взмывая в воздух и вколачивая. Или — дальним ударом… Это я наконец-то увидел той осенью, когда сразу два таких, как под копирку, с интервалом в пару минут положил «Динаме» (привет, Валера!) Сергей Швецов, чья карьера в «Спартаке» оборвется на взлете из-за нелепой травмы на тренировке… но это пока. А сейчас — да я вообще не понимаю, зачем нам в принципе угловые! Только и исключительно через «стеночку» и «в одно касание»!
Жаль, конечно, иногда. Может, этих самых неправильных, «неспартаковских» голов нам и не хватает? Два года подряд Киев финиширует первым… именно так, «финиширует первым», потому что чемпион — это «Спартак»… а в этот год, похоже, за Минском уже не угнаться… Черт, наплодили этих «динам», аж четыре штуки, где же нам одним с ними со всеми сладить! И мимо Кубка опять… но есть же еще — Европейские кубки!
Наш — это Кубок УЕФА! Потому что есть и другие, но мы в них не играем. Тут я тоже уже разбираюсь, понимаю, почему стартуют они в сентябре и почему «гол на поле соперника считается за два». И еще знаю, команд из каких стран следует опасаться больше всего: это немцы и испанцы. «Реалу» мы проиграли в первом классе, а немцам — во втором, «Кайзерслаутерн», и не выговоришь сразу. А главное — все с угловых нам заковыряли, эх… Но теперь вроде английский «Арсенал», родина футбола, — но, говорят, должно быть попроще. И первую игру мы вытягиваем, 3:2. Все равно — очень тревожно. Хоть и победа, но два пропущенных на своем поле мяча — это плохо, в гостях пропускать нельзя никак. Стоять, держаться.