Так навсегда!
Шрифт:
— Знаешь, чего Сергей Иваныч сегодня после занятия сказал?
— Ну чего, чего?
— Оказывается, Артур — еврей… настоящий!
Да-а… страшное дело! А я думал — игрушечный…
И на футболиста чисто визуально Дмитрий Львович походил не слишком. Но с другой стороны, тот же Диего Марадона, который как раз готовился блеснуть на мексиканских полях чемпионата мира, — по фигуре тоже отнюдь не древнегреческий герой, а вот поди-ка! Ну и конечно — форма. Форма! Правда, майки почему-то велосипедные и на пару размеров больше, отчего карманы их болтались даже не на пятой точке, а где-то в районе заднего коленного сгиба, — но с номерами! А мне — перчатки, конечно, не такие, как у Рината Дасаева, и с почти «лысой» резиной на ладонях — но настоящие! И лишние вопросы отступили...
Прошел
Формула турнира ввиду ее необычности заслуживает отдельного описания. По сжатости времени восемь команд сначала участвовали в беговой эстафете, и четыре лучшие сразу выходили в полуфиналы, а кто бежал плохо — те разыгрывали утешительные места с пятого по восьмое. К финишу наша команда пришла первой. С солидным запасом и, что характерно, практически не вспотев. Тут бы и опять насторожиться… какими-то мелковатыми смотрелись наши сопернички, если честно. Воронин из нас был самый недоразвитый, ему и прозвище было с детсада «шкет»… он и в десятом классе, когда ставили на учет и выдавали призывное свидетельство — еле-еле, как-то вытянувшись в струнку, превзошел критические сто шестьдесят (или сколько-то там. — Прим. авт.) сантиметров, а не то получил бы трехлетнюю путевку в жизнь на подводный флот… Так вот, а соперники — все почти сплошь были такие «воронины». Но опять же, в пылу борьбы и эйфории первого успеха оказалось не до того. Положим, наши родные Улица и Шоссе издревле славились богатырями. А самое главное — нас ждал Полуфинал. А затем и Финал, который мы эффектно выиграли, шкет Воронин сделал хет-трик, а соперник даже не сумел толком ни разу перейти на нашу половину поля и не дал мне, таким образом, показать и малой толики из своего богатейшего вратарского арсенала. Но ведь это не главное, верно?
Последовали объятия, цветы, шоколадные медали и первый приз имени Райисполкома, врученный каким-то важным товарищем оттуда же. И единственное, что омрачило атмосферу торжества, — это спортсмены проигравших коллективов, которые что-то доказывали своим «коучам», интенсивно тыкая в нас пальцами, — а коучи лишь виновато кивали и разводили руками…
По возвращении в школу пришла заслуженная Слава. Директор Григорий Павлович лично пожал руку каждому перед строем. Физкультурный руководитель Борис Михайлович, мужественно преодолев внутренний когнитивный диссонанс, проставил всем пайщикам концессии по пять баллов в четверти и «автоматом» в год, учителя не вызывали к доске и не спрашивали домашней работы, давая возможность залечить травмы, и, оборачиваясь, загадочно улыбалась со своей первой парты классная прима Елена Галкина...
…А потом грянул гром. И это был отнюдь не тот весенний майский, что однажды так порадовал поэта Тютчева. Грянул в лице известной крутым нравом завуча Натальи Александровны, которая прямо посреди урока (о, это был очень дурной знак!) влетела в класс и, оттеснив физичку, строго скомандовала: «Так, к директору, быстро. Макаров, Лебедев, Белоглазов… кто еще ТАМ был? Ну? Остальные из «Б»? В кабинет! Быстро!!!»
Нет, в принципе, логику Дмитрия Львовича (ну или как там его на самом деле) понять можно достаточно легко. Если объявлено Первенство для учащихся 1975-го года рождения — то даже привезя туда 74-й, больших дивидендов ты не извлечешь. Без предварительных изнуряющих «сборов», без закладки пресловутого «функционального фундамента», без детального, вдумчивого изучения соперника и выбора единственно верной тактической схемы игры — ловить особо нечего, ибо все же тоже привезут 74-й год! Поэтому лучше уж сразу заложиться с запасом. Он бы и седьмой класс взял, наверное, но у нас в школе такой был седьмой класс, что многие брились уже. А один, говорят, даже и сидел…
Последовал импровизированный «разбор игры». «Вы что же, не видели, что совсем с детьми играете?» — трагически заломив руки, вопрошала Наталья Александровна.
— Мы это, — робко пискнул Воронин, которому было отчасти проще всех, так как он ввиду своих
— Я тебе устрою сейчас Бразилию, Воронин! — тут же пообещала завуч и, вытащив дона Воронина в центральный круг за шкирку, немедленно испепелила его взглядом дотла.
А Борис Михайлович незамедлительно, со сладким чувством мести на лице, отозвал четвертные пятерки. А затем со свойственным ему изяществом слога прилюдно заверил, что «зачет по отжиманию эти сраные футболёры будут у меня сдавать до опупения!!!» Да, как уже и было неоднократно доложено, он недолюбливал футбол. И, как теперь выяснилось, небезосновательно.
Отозвать и дезавуировать рукопожатие директора Грифель Палыча, по счастью, было невозможно. Что было, то было.
А потом еще возник отец одного из запасных, следователь аж по особо важным делам аж самой Генеральной прокуратуры Егорычев и, собрав нас в комнате и направив нам в глаза яркий свет, начал задавать вопросы профессионально леденящим душу голосом: «А материалы порнографического содержания этот так называемый Львович не демонстрировал?» Тут мы, конечно, разволновались не на шутку: «А что, должен был за Победу? Если должен — пусть демонстрирует!!! Нам с шоколадных этих медалей — какой прок, а кубок Директор Палыч так и вообще сразу в кабинет утащил…» «Идиоты! Вы вообще понимаете или нет? А другие действия, квалифицируемые как, и прочий умысел на теракт?!!» Ну и так далее.
«Сик транзит глория мунди», — так говорил древний мудрец Конфуций и тут же назидательно добавлял: «Будь осторожен с Мечтой: однажды она может сбыться…»
Хорошо хоть форму нам оставили.
Кассета марки «МК-60»
— …Не-не-не, — и Олег Юрьевич решительно покрутил головой. — Не, ну ты что. Отмотай еще раз, как там?
Я послушно отмотал и снова нажал пуск. «Это был воскресный день, но мусора не отдыхают…» — весело раздалось из магнитофона.
— Ну вот видишь, — развел мой друг руками. — А дальше что?
Дальше было еще хлеще. «Денег нет ни хера, да и быть не может. Сколько лет воровал, сколько лет скитался…»
— Тут вообще с матом… Как это могут разрешить, сам подумай. Да никак! Так всегда и будет запрещенный…
— Ну «хер»-то вроде не совсем как матом, — робко проявил я свои лингвистические познания, вспоминая прочитанную нам однажды вожатым Мишей-Мисхутдином лекцию на злободневную тему: «Да, слюш, настаящ мужык мат знает когда, при дэтях при бабах нэльза нэт, никогда, так можн, тока знат нада, панимаш…»
— Ну а как не мат? А что тогда? — разрушил Олег Юрьевич мою хрупкую иллюзию. — Про «мусора» еще ладно, ну куда ни шло… А это — не. Никто не разрешит…
— Да я лично по радио слышал один раз!
— Ну, значит, посадили того, кто поставил!
Нет, конечно, я и сам все понимал. Про «мусоров» — ну да, еще куда ни шло. Они, в конце-то концов, и сами себя так иногда называли, ну, верному ли питомцу гнезда «Дзержинцева» не знать об этом. Характерно, что в издревнем противостоянии с «Бугорком» «мусорами» считались как раз мы (что, если разобраться, не вполне справедливо и куда как более применимо к «бугоркам», хотя не суть. — Прим. авт.) Да и песенка была чудо как хороша. Настолько, что, когда Дмитрий Владимирович Серпорезюк во время выездного пикника предложил поучаствовать в самодеятельности и младшей возрастной группе, я, зажмурив глаза от страха, спросил:
— А Высоцкого можно?
— Можно, а почему же и нет?!! Знаешь? Только чтоб всю песню целиком…
«Целиком…» Да я целиком знал часов на пять, если быстро пробормотать.
В общем, судорожно изобразил, как умел. И ничего, никто не съел, хоть и «мусора». Кошелев прямо с ходу подобрал и подыграл. И даже после любезно предложил освоить под своим чутким руководством классические «три аккорда». Быстро, правда, вслед за Петром Михайловичем констатировав полное отсутствие у реципиента самых минимальных данных к предмету. А жалко.