Такая разная Блу

Хармон Эми

— И? — Я усмирила удовольствие, которое разлилось по телу и едва не проявилось в голосе.

— Ты назвала работу «Арка», почему?

— Я была голодна, думала о Макдональдсе, ну, вот…

— Хм-м, понимаю. О золотых дугах. — Губы Уилсона дрогнули в мимолетной улыбке. — В твоей истории меньше параграфа. Так, может быть, есть другие пути узнать, кто ты такая? Лично мне показалось, что это скульптура Жанны д’Арк, что и делает ее особенно ценной. Можешь считать это еще одной возможностью заработать хорошую оценку, которая, откровенно говоря, очень тебе нужна.

Я

собралась ответить ему что-то вроде: «Откровенно говоря, дорогой, мне плевать!». Но это было не так. Мне не было плевать. Где-то в глубине души возможность поговорить о моей работе приводила меня в восторг. Но другая часть меня была в ужасе.

— Что вы хотите, чтобы я рассказала? — прошептала я, чувствуя, как паника вынуждает меня выйти из оборонительной позиции.

Взгляд Уилсона смягчился, и он наклонился ко мне через стол.

— Что, если я задам тебе несколько вопросов, а ты ответишь на них? Как интервью? Тогда ты не будешь думать над тем, что сказать.

— Вы не станете расспрашивать меня о личном, о моем имени или об отце, или чем-то в этом роде?

— Нет, Блу. Не стану. Вопросы будут сугубо о скульптуре. И о твоем невероятном таланте. Потому что работа прекрасна! Мы с Тиффой были в восторге. Она никак не могла перестать говорить о тебе. И кстати, — Уилсон залез в карман и вытащил оттуда визитку, — она просила передать тебе это.

Это была глянцевая карточка черного цвета с золотыми буквами на ней. Тиффани У. Снук — Шеффилд — было написано на ней. В правом верхнем углу были указаны телефон и электронная почта. Я провела пальцами по гравированным буквам, затем с подозрением посмотрела на преподавателя.

— Шеффилд — это большой отель на юге, который выглядит как английская резиденция, не так ли? Тот, где работает ваша девушка?

— Тиффа является куратором музея и галереи. Она купила девять из десяти твоих работ в пятницу вечером, ты знаешь об этом? Она хотела взять все десять, но я умолял ее оставить мне хотя бы одну.

— Я знаю, правда, не понимаю зачем.

— Она хочет выставить пару твоих работ в галерее и посмотреть, как их воспримут. Если они продадутся, то Шеффилд заберет часть выручки. Тиффа отдаст тебе то, что останется, плюс то, что она уже заплатила.

— Но она ведь купила их, и может делать с ними, что хочет.

Уилсон покачал головой.

— Позвони ей, Блу. Если ты этого не сделаешь, она тебя из-под земли достанет. Она ужасно настойчива. Но разговоры в сторону, класс ждет.

Однако ученики ничуть не переживали. Даже наоборот. Их радовало, что урок не начинается, но я не стала спорить с историком. Я вернулась на место, гадая, когда наступит мой выход. Ждать пришлось недолго.

— Многие из вас, должно быть, были восхищены этой удивительной скульптурой. — Я бы предпочла, чтобы он пропустил свое помпезное вступление. Тем временем Уилсон обратился к парню по имени Оуэн Морган, сидящему по правую руку от меня.

— Оуэн, ты можешь прочесть нам надпись у основания скульптуры?

Оуэн встал и чуть согнулся, чтобы увидеть, на что указывает Уилсон.

—

Ичхоук, — прочел он. — Ичхоук? — повторил он в изумлении. Оуэн развернулся ко мне, его брови недоверчиво приподнялись. Я очень-очень сильно не любила Уилсона в эту минуту.

— Верно, Ичхоук. Эта работа носит название «Арка» и изготовлена Блу Ичхоук. Блу согласилась ответить на некоторые вопросы, касательно своей работы. Думаю, нам всем будет интересно послушать.

Я встала и подошла к Уилсону, не отрывая глаз от скульптуры, так как не находила в себе сил встретиться взглядом с кем-то еще. В классе воцарилась гробовая тишина. Уилсон стал задавать мне общие вопросы об инструментах и видах деревьев. Я отвечала легко, и вскоре обнаружила, что расслабилась.

— Почему ты занялась резьбой по дереву?

— Мой… отец… научил меня. Я росла, наблюдя за тем, как он работает. У него получались красивые вещи. И резьба по дереву — это то, что помогает мне чувствовать себя ближе к нему. — Я замолчала, собираясь с мыслями. — Отец говорил, что резьба помогает заглянуть вглубь очевидных вещей и увидеть возможности.

Уилсон понимающе кивнул, но тут с первого ряда раздался голос Крисси.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, наклоняя голову то так, то сяк, словно пыталась понять, на что смотрит.

— Ну… например, эта скульптура, — объяснила я. — Изначально это был огромный кусок мескита. И когда я начала работу, он совсем не был красивым. Напротив, он был уродливым, тяжелым, и я страшно задолбалась, пока дотащила его до грузовика.

Все засмеялись, а я смутилась и попросила простить меня за грубое сравнение.

— Расскажи нам об этой скульптуре, — продолжал Уилсон, игнорируя смех. — Ты назвала ее «Арка», что, на мой взгляд, просто восхитительно.

— Я обнаружила, что, если что-то есть в моей голове, я всегда воплощаю это в своих работах. По какой-то причине, я не могла выбросить из головы историю Жанны д’Арк. Она затронула меня, — призналась я, скользнув взглядом по Уилсону и надеясь, что он не думает, будто я хочу умаслить его. — Она вдохновила меня. Может быть, своей молодостью. Может быть, храбростью. А может быть, тем, что она не побоялась быть сильной во времена, когда в женщинах сила не ценилась. Но она была не просто сильной, она была… доброй, — застенчиво закончила я. Я боялась, что все снова засмеются, зная, что слово «добрая» в некоторой степени относилось и ко мне.

Но класс молчал. Парни, которые обычно били меня по заднице и отпускали в мой адрес похабные комментарии, теперь смущенно смотрели в мою сторону. Дэнни Апо — полинезиец, с которым я встретилась один или два раза, даже подался вперед, сведя свои темные брови над такими же темными глазами. Он переводил взгляд с меня на скульптуру и обратно. Тишина нервировала меня, и я повернулась к Уилсону в надежде, что он разрядит обстановку следующим вопросом.

— Ты сказала, что резьба по дереву помогает увидеть возможности. Как же ты определила, с чего начать? — Он провел рукой по изогнутой древесине, коснувшись склоненной головы Жанны.