Такая разная Блу
Шрифт:
— В стволе был участок с небольшим изгибом. Дерево прогнило, и когда я срубила его, то увидела этот изгиб. Я решила придать ему выразительности и сделать арку. По мне, она выглядит как женщина, склоненная в молитве. — Я стрельнула глазами в сторону Уилсона, думая, не родились ли во мне эти слова в ночь, когда мы вместе брели по шоссе. Он легко встретил мой взгляд, после чего вновь сфокусировался на скульптуре.
— Есть одна вещь, которую я заметил, увидев все твои работы вместе: каждая отдельная деталь уникальна, словно для создания каждой из них было свое собственное вдохновение.
Я кивнула.
— Они рассказывают разные истории.
— Ага! Слышите, класс? — дико усмехнулся Уилсон. — И это сказала сама Блу. У каждого есть своя история. И у каждой вещи она тоже есть. Говорил я вам!
Ученики захихикали и возвели глаза к потолку, но они явно были готовы к обсуждению и их внимание по-прежнему было приковано ко мне. При взгляде на лица, которые я видела много лет, внутри меня разлилось странное чувство. На людей, с которыми я была знакома, но которых никогда не знала по-настоящему. На людей, которых я так часто игнорировала, которые игнорировали меня. И в это мгновение я осознала, что все они тоже впервые рассмотрели меня.
— Все зависит от восприятия, — добавила я в нерешительности, озвучивая свое внезапное откровение. — Я не знаю, что каждый из вас видит в этой скульптуре, когда смотрит на нее. — Я указала кивком на работу. — Я не могу контролировать ваши мысли и то, как вы интерпретируете для себя ее значение, так же, как я не могу контролировать ваши мысли обо мне.
— В этом и заключается прелесть искусства, — подхватил Уилсон спокойно. — У каждого свое восприятие.
Я кивнула, вглядываясь в море лиц.
— По мне, эта скульптура рассказывает историю Жанны д’Арк. А рассказывая ее историю, она, полагаю, в какой-то степени рассказывает и мою.
— Спасибо, Блу, — поблагодарил Уилсон, и я вернулась на место, радуясь, что все, наконец, закончилось, и ощущая тяжесть всеобщего внимания на коже.
На мгновение в классе стало тихо, а затем помещение наполнилось аплодисментами. Аплодисменты не были громкими или оглушительными, но я знала, что этот момент не забуду никогда в жизни.
***
Я узнала, что Памберли — это название особняка мистера Дарси из романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение». Так что это и впрямь была завуалированная шутка. Тиффа, подарившая Уилсону табличку с названием «Памберли», таким образом подколола его, напомнив об имени. За это я прониклась к ней еще большей симпатией. Но моя благодарность была ничем, по сравнению с ее истинным восхищением моими работами.
Я позвонила по номеру, указанному на визитке, и целых десять минут выслушивала похвалу на чистом английском языке. Тиффа была уверенна, что сможет продать все, что купила в кафе, по цене, значительно превышающей номинальную. Она взяла с меня обещание, что я продолжу вырезать, и сказала, что вышлет мне на подпись контракт. Шеффилду доставалась львиная доля выручки, включающей процент Тиффы, но она обещала отдать мне остальное. И если ей удастся продать работы по той цене, которую она назначит, то остаток будет намного больше того, что я получала за них до сих пор. И экспозиция будет бесценной. Во время разговора я не переставала щипать себя, но, повесив трубку, поймала себя на мысли, что борьба за право стать другой Блу делает другим и мое будущее.
В эту пятницу вместо работы по дереву я пересмотрела все серии «Гордости и предубеждения». Когда Шерил пришла домой восьмью часами позже, я все еще сидела на диване пялясь в телевизор. Английский акцент помогал видеть Уилсона за каждой репликой мистера Дарси. У актера, игравшего в паре с Кирой Найтли, был такой же печальный взгляд. Поэтому я видела Уилсона в каждой сцене, злясь на него, крича на него и почти любя его, когда все было сказано и сделано.
— Что смотришь? — спросила Шерил, глядя на то, как Колин Ферт застыл на экране в ожидании, когда я нажму на плей.
— «Гордость и предубеждение», — бросила я, злясь на Шерил за то, что она вторглась в наш с Дарси мирок.
— Для школы?
— Нет, просто так.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — косо посмотрела на меня Шерил. Я поняла, что не могу обижаться на нее за это. Ведь до этого мои интересы сводились к «Перевозчику» и «Крепкому орешку».
— Мне захотелось чего-то новенького, — небрежно ответила я.
— Да, я вижу. — Шерил с подозрением посмотрела на экран. — А мне не по душе все эти помпезные штучки. Может быть, из-за того, что в те дни я бы оттирала кастрюли на кухне. Черт подери! Да мы бы с тобой были бы девочками на побегушках, — усмехнулась Шерил. — И уж точно не герцогинями. — Она посмотрела на меня. — Мы индейцы, и мы не должны быть в Англии. Хотя англичане не подпустили бы нас даже к своим кастрюлям.
Я щелкнула пультом, и мистер Дарси исчез. Уткнувшись лицом в подушку, я ждала, пока Шерил уйдет в спальню. За десять секунд она разрушала восемь великолепных часов. И что еще хуже, напомнила мне, что я не могу быть герцогиней.
Я поплелась к себе в комнату, мысленно оправдываясь. Вполне приемлемо мечтать о вымышленном персонаже. Ведь так делает множество женщин! Даже Шерил, которая пытается вернуть меня в реальный мир, мечтает о вампирах, черт подери!
Но это не было проблемой, и в глубине души я была достаточно честна с собой, чтобы отрицать это. Да, я могла мечтать о вымышленном мистере Дарси, но совершенно неприемлемо было мечтать о настоящем. Но я мечтала. В этом не было сомнений.
Глава 12
Хизер
Тест оказался положительным. В течение нескольких дней я сделала еще пару тестов, не веря в правильность результатов. Я была беременна. Уже восемь недель, если верить моим подсчетам. Я спала с Мейсоном последний раз в ночь, когда мы с Уилсоном встретились в школе, с тех пор я старательно избегала его. Но дальше звонков, SMS и парочки гневных сообщений на моей голосовой почте, касающихся «Адама», Мейсон не шел. Наверное, он чувствовал свою вину за фото, но я очень надеялась, что он отстанет от меня и будет жить дальше так же, как я.
Да, я жила дальше, но жизнь пребольно ударила меня, отбросив назад. Я чувствовала себя опустошенной. Я пропустила неделю в школе, взяла больничный на работе и просто спала целыми днями, не в силах взглянуть правде в лицо. Тошнота, которая и навела меня на мысль, что я угодила в переплет, одолевала меня с удвоенной силой, и казалось, было бы проще погрязнуть в ней с головой. Шерил в основном не обращала на меня внимания, однако после недели дома я знала, что мне придется раскрыться и объяснить ей, что со мной не так. Я не была готова к этому разговору, поэтому собрала себя в кучку, возобновила занятия в школе и вернулась к прежнему графику на работе. Но знание причины моего недуга было подобно боли, от которой невозможно убежать и которую невозможно игнорировать.