Такая разная Блу
Шрифт:
— Когда я была маленькой, эта история никогда не вызывала во эмоционального отклика. Почему люди хотят быть одинокими? — В моем голосе прозвучала задумчивость, и Уилсон крепче прижал меня к себе.
Я все еще стояла, закрыв глаза, вместе с теплом мышцы и конечности окутала неожиданная усталость.
— Я думаю, Шинангву был умнее брата. Он знал, что люди хотят быть связаны. Я постоянно приставала к Джимми с расспросами о его матери, о сестрах или о друзьях. Мудрый волк должен был знать, что люди предпочтут быть вместе.
Не разрывая объятий, Уилсон развернул меня к себе, легко скользнув по моей щеке завитками своих волос. Я не хотела открывать глаза, боясь, что если открою их, то увижу, как близко мы стоим друг к другу, и отстранюсь. Но из-за близости складывалось впечатление,
— Иногда мне кажется, что я одна из тех, кто остался в мешке, пока других выбрасывали из него по группам, — прошептала я.
Глаза Уилсона были такими серыми в тусклом свете, исходящем из угла, и походили на сланец, намоченный ливнем. Его лицо излучало внимание и сочувствие, словно каждое сказанное мной слово было исключительно важным. Это было то самое выражение, сила которого покоряла и располагала меня к себе от урока к уроку, изо дня в день, а он даже не догадывался, что я принадлежала ему.
— Полагаю, это вполне понятная реакция для человека, который вынашивал ребенка девять месяцев… и был связан с ним. — Голос Уилсона был мягок, и он запечатлел на моем лбу целомудренный и оскорбительный поцелуй. Но я не нуждалась в его сочувствии. И мне абсолютно точно не требовалось пространство. Я хотела его. И не хотела, чтобы он целовал меня в лоб. Я хотела поцеловать его в губы. Я хотела целовать его, сжав в руках пряди его волос, я хотела обвить руками его тело. Я хотела признаться в своих чувствах и показать свою преданность. И если я не отстранюсь от него прямо сейчас, то сделаю нечто, что оттолкнет его от меня навсегда. Я почти в бешенстве отшатнулась от него, боясь себя и боясь за себя. Уилсон тут же отпустил меня.
— Некоторым людям суждено быть одинокими. Похоже, Джимми был одним из них. И я, возможно, тоже, вне зависимости от того, нравится мне это или нет.
Уилсон ничего не ответил, я отвернулась и вернулась обратно к верстаку. Подхватив ключи, я стала подниматься вверх по лестнице, ведущей в мою квартирку. Никто из нас не сказал на прощание ни слова, дистанция между нами была восстановлена так, словно я никогда не была в его объятиях.
Глава 23
Элис
Я отказалась от Дня благодарения, Рождества и прочих атрибутов, присущих праздникам, однако, когда позвонила Тиффа и стала умолять меня прийти на ее новогоднюю вечеринку, упомянув, что ее мать присмотрит за сыновьями Элис и Мелоди где-то в другом месте, я уступила. Я сказала себе, что это не имеет ничего общего с тем фактом, что она пригласила меня специально для Уилсона, так как Памела праздновала Новый год в Англии.
Я представляла себе классическую вечеринку с живым оркестром, коктейльными платьями и каблуками. Но Тиффа удивила меня, сказав: «Надень что-нибудь удобное! И цветное! Мы соревнуемся в том, кто оденется ярче всех, и у нас, Уилсонов, есть своя новогодняя шумиха. Не надевай одежды, из-под которой будут видны твои трусики, когда ты будешь наклоняться. Это на случай, если мы закончим вечер игрой в коричневые пакеты. Элис жалуется на нее каждый год, но без нее Новый год — не Новый год!».
Я подумала, что буду достаточно яркой в пестрых розовых джинсах в облипку и усыпанном голубыми блестками топе. В уши я вдела фиолетовые сережки из перьев и прикрепила парочку к волосам, на глаза нанесла блестящие тени, на губы — красную помаду, однако Тиффа легко победила меня своими легинсами с закрученным радужным узором, ослепительной рубашкой в неоновую полоску, туфлями на высокой оранжевой платформе и радужным клоунским париком. Даже Уилсон проникся духом праздника, надев рубашку, которая не была ни голубой, ни серой, ни черной. Это была рубашка нежно-зеленого цвета с длинным рукавом и v-образным вырезом. Не кричаще яркая, но он, во всяком случае, попытался. К ней он надел черные джинсы и черные ботинки. Выглядел Уилсон очень не по-профессорски.
Это была масштабная вечеринка — человек, должно быть, в тридцать, — но все, похоже, знали друг друга очень хорошо. Помимо Тиффы с Джеком, Элис с Питером и нас с
Вечер начался с игры под названием «Ха-ха-ха», так назвала ее Тиффа. Каждый участник вечеринки получал браслет, сделанный из разноцветных лент с наклейками. Цель состояла в том, чтобы рассмешить людей с помощью гипертрофированного «Ха-ха-ха». Если тебе удастся кого-то рассмешить, этот человек должен вознаградить тебя поцелуем и наклейкой. Если девушка рассмешит другую девушку, та может подарить ей легкий поцелуй или выбрать молодого человека, которого та должна будет поцеловать, и наоборот. Победитель определялся в конце вечера по количеству наклеек или по тому, сколько их осталось на браслете. Я с облегчением обнаружила, что все поцелуи представляли собой дружеский «клевок» в губы или в щеку с множественными пожеланиями «Счастливого Нового года!» Никто, казалось, не воспользовался ситуацией и не «засосал» невольного получателя. Многие были сосредоточены на сборе наклеек. Игра продолжалась всю ночь, даже во время других игр, и я стала своего рода мишенью. Так как направленные на меня «Ха-ха-ха» не были до жути смешными, я еще не отдала ни одной наклейки и… никого не поцеловала. Тиффа и Уилсон продолжали свои набеги друг на друга, стараясь расколоть один другого. Иногда их старания вызывали гогот, тогда они получали награду в виде поцелуя и наклейки. Кожа Тиффы быстро стала похожа на кожу, пораженную высыпаниями, все ее лицо было усеяно наклейками. «Ха-ха-ха» Элис было таким скрипучим, что, смеясь, люди поеживались, что принесло и ей несколько поцелуев и наклеек.
Я не знала, чего именно я ждала от Нового года в компании британцев, но это не было «Ха-ха-ха» и абсолютно точно это не было игрой в коричневые пакеты. Во время игры в коричневые пакеты нужно было, стоя на одной ноге, как журавль, наклониться вперед и, не прикасаясь к полу или пакету, оторвать последний от пола при помощи рта. С каждым раундом от пакета отрезали один-два дюйма, пока от него не оставалась только тонкая полоска. Элис выбыла из игры, разбив себе нос, когда ее лицо приложилось к полу. Тиффа, как длинноногая Жизель, легко согнулась пополам и оторвала пакет от пола так, словно это было танцевальное движение, которое она тренировала долгие годы. Джек выбыл после первого раунда. Муж Элис, Питер, пукал всякий раз, когда касался пакета, а его смущенное «пардонте» было куда смешнее постоянного пуканья. Уилсон подошел к игре в коричневые пакеты со всем вниманием, что, по словам сестер, он делал каждый раз, однако и он выбыл из лиги после второго или третьего раунда.
Судя по всему, игра в коричневые пакеты была традицией в семье Уилсонов, но не традицией в Англии. Доктор Уилсон научил детей играть в нее в прошлом, и они играли в нее уже так долго, что никто из них уже не мог вспомнить, сколько именно. С рождения ребенка прошло всего два месяца, и я могла с легкостью отказаться от участия, сославшись на то, что не готова к физическим играм. Но я не хотела возбуждать в других гостях любопытство и создавать благодатную почву для вопросов, так что присоединилась и обнаружила, что мое отвращение к алкоголю было реальным преимуществом, так как мне удавалось сохранить устойчивое положение, в то время, как остальные постоянно балансировали. Финальный раунд разыгрывался между мной и Тиффой, которая несла чушь, похожую на песню «Scary Spice», и плавно шла к победе.
— Ха-ха-ха! — сказала она мне, оказавшись со мной лицом к лицу и комично скосив глаза, пока я пыталась сосредоточиться на победе. Эта Тиффа так сильно отличалась от Тиффы-знатока-искусства, что я невольно хихикнула и оттолкнула ее.
— Ты засмеялась! Ты рассмеялась над моим «ха-ха-ха», — взвизгнула Тиффа и затанцевала по кругу, размахивая в воздухе руками. — Давай сюда наклейку, Блу Ичхоук! Ты не устояла перед моим остроумием. А сейчас я должна выбрать того, кто поцелует тебя, и поцелует как следует! Уилсон! Готовь губки, дорогой!