Такая разная правда
Шрифт:
Растянутая на большом надежном столе, я не сомневалась. Все будет хорошо. Не может быть не хорошо. Главное: сегодня будет хорошо м н е.
Что-что? Муж? При чем здесь муж? В том-то и дело, что он давно ни при чем, и в том, что происходит со мной сейчас, именно его вина. Или… заслуга? Пути Господни неисповедимы.
Голова кружилась. Тело ныло и томилось от предвкушения, мысли расплескивались, как вода в тазу, который несет пьяная от счастья женщина – которая узнала мир с другой стороны. Обратная сторона медали некрасива лишь для тех, кто туда не заглядывал.
«Красота спасет
– Приподними голову.
На глаза легла последняя из повязок.
Мне конец, поняла я. Колюче-влажное касание заставило выгнуться, изо рта вырвался крик, больше похожий на вой. Собственно, это и был вой – единственный на тот момент достойный выразитель чувств.
Для дальнейшего в человеческом языке нет слов. Только эмоциями, только внутренними ощущениями я воспринимала окружающее – как самое лучшее, самое небывалое, самое великое в показавшейся доселе пустой жизни. Музыка грохотала. Губы Олега съедали меня вместе с застывавшим покровом, слизывали его со стягивавшейся, перешедшей в иное измерение кожи, порхали и околдовывали. Подключились пальцы – и тоже помогали дарить удовольствие там, где наслоения постороннего десерта уже исчезли. Где десертом была только я.
Что-то скользнуло по телу. Кажется, с меня сняли лишнее. Это правильно. Лишнему нет места в настоящем, оно именно лишнее, даже когда тоже в шоколаде. Сейчас вся моя жизнь – в шоколаде.
Властное движение перевернуло меня лицом вниз, тело переломилось буквой «г», в живот уперся бортик стола. Ноги достигли земли. А душа – рая. То, что должно случиться, скоро случится, и оно не от слова случка, а от счастливого случая. Когда долго плохо – однажды должно стать хорошо. Жизнь ходит по синусоиде. А еще она играет в детские «классики». Скачок, разворот, перескок…
А еще она играет в прятки. Ты куда спряталась, проказница? Бытие определяет сознание. Хи-хи. Откуда это вылезло? Не вижу ни того, ни другого. Вообще ничего не вижу. Ах да, на глазах – повязка. Олег молодец. Не хочу видеть, хочу чувствовать. Просто хочу. Просто Олега. Просто напросто. А раньше казалось непросто. Чушь. Бытие, ты тут? Сознание, ау! Куда все подевались?
А вот и оно, мое бытие. Это Олег приблизился вплотную. То, как и чем я его почувствовала, сочетанием глупых букв не передать, это было единение сердец другими местами.
Мужские руки сошлись на моей пояснице. Стиснули. Затем железные клещи дернули мою талию на себя… И меня прорвало.
Такого со мной не бывало. Но все равно музыка орала громче. Впрочем, я не отставала: ревела, кричала, вопила, рычала, все во мне рвалось и трескалось, и это было неслыханно. Я проваливалась в безвоздушные дыры ледяного космоса, и я взмывала, подобно Икару, к расплавлявшему солнцу… чтобы сразу же упасть вновь. Когда мой чудесный рыцарь (рыцарь без страха и упрека – первое с его стороны, второе – с моей) на миг оставлял меня, с досады я рвалась и орала, как недорезанная. Мне было невыносимо без него, он стал частью меня, а я – его Вселенной. Мирозданием, которое сотворил он.
Олег чувствовал мое состояние и появлялся опять – жесткий, жадный, желанный. Мне казалось, что больше не смогу жить без его ошеломительного присутствия. Вместе мы становились одним. Мне казалось, что я схожу с ума. Чудилось, что каждый из нас раздвоился, нас стало много, и все мы – которые я и которые он – обрели крылья… Я не хотела завершения. Пугающая мысль, что скоро все кончится, что мы перестанем быть о д н и м и должны будем разойтись по унылым домам – эта мысль как титры в три-дэ фильме огромными буквами висела перед глазами. Наверное, именно она, эта безутешная мысль, не давала погрузиться в манившее забытье, не отпускала меня в иллюзию смерти, которая казалась спасением. Но! О спасении молили мои внутренности – но не я.
– Боже… Олег… Что ты со мной делаешь… – вырвалось у меня последнее, что я могла потом вспомнить разумно.
Затем – пустота.
Взрыв внутри.
Гибель мира снаружи.
Шок.
Раскат грома.
Выплеск сказки в мир, забывший о чудесах.
Жуткий рев Олега.
Мой последний судорожный всхлип.
И – тишина.
Потом он проводил меня домой.
Алекс, конечно же, так ни о чем и не узнал.
Часть 3
Продолжение первого знакомства: Алекс
Морали в этой истории нет никакой, потому что ее и в жизни почти не осталось. Остается только «спасибо» сказать, что к нам с вами она никакого отношения не имеет.
Михаил Успенский, «Семейный роман»
1
Ожидание суда затянулось больше, чем на двенадцать месяцев: то судья в отпуске, то адвокат болеет, то в СИЗО карантин… Причины сыпались, как из ведра, и никто не знал, что будет завтра. Этого завтра могло просто не быть. Жизнь превратилась в здесь и сейчас – кстати говоря, это произошло впервые и очень удивило. Я всегда жил будущим. Оказалось, что оно не стоит ломаного гроша – если в настоящем у тебя полный швах. Кто не жил настоящим, тот здесь не выживал. Как же, оказывается, все просто, когда из головы вылетает все лишнее.
Меня поместили в изолятор вместе с преступниками и случайно попавшими под тяжелую руку правосудия бедолагами. Я знакомился с людьми, с бытом, с порядками. Другими словами, просто сидел, как сидят в тюрьме. Вникал в местную иерархию. Вливался в «коллектив», раз уж временно оказался его частью. Имел свои обязанности, завоевал особую репутацию. Ни с кем не конфликтовал – если получалось. Когда не получалось – принимал меры. Материться здесь нельзя (каждое вылетевшее слово имеет именно тот смысл, который в себе несет, и за него приходится отвечать по всей строгости. Не отвертишься, что, «для связки слов» или, мол, эмоции переполняли…), и драки тоже не приветствовались. В противостояниях верх одерживал тот, кто за каждое свое слово готов умереть. А кто ежесекундно не готов, тот в проигрыше. «Кто ссыт – тот гибнет» – вот единственное пособие для выживания в местах, куда по правилам жуткой лотереи может угодить любой.