Таких щадить нельзя (Худ. С. Марфин)
Шрифт:
— Как же так?! — растерянно проговорил Кретов. — Ведь сорвется ответственная операция. Бандиты успеют скрыться. Константин Гурин предупредит их.
— Чепуха! Пристращайте мальчишку покрепче — он и не пикнет. А кроме того, мать сегодня же отвезет его в Ленинград к родственникам.
Кретов попытался возразить, но полковник предостерегающе поднял руку.
— Этот вопрос решений, — повысил он голос, в котором снова прозвучали металлические нотки. — Короче говоря, я не намерен подводить нашего комиссара и, являясь сейчас его заместителем, приму все меры к укреплению его авторитета. Ведь после этого случая нашим комиссаром будут недовольны многие руководящие товарищи. Ведь за Гурина просил сам командующий.
— Не знаю, — сухо ответил Кретов, — мне с ним не приходилось беседовать.
— Через два часа доложите мне, что Константин Гурин освобожден из-под стражи под поручительство его матери, — резко оборвал разговор полковник и хлопнул ладонью по столу.
— Есть, — хмуро проговорил Кретов, вставая.
— Идите, выполняйте, — величественно кивнул головою Миленький.
Кретов, совершенно растерянный, вышел из кабинета. Ведь полковник Миленький фактически подкреплял свой головотяпский приказ авторитетом Центрального Комитета партии и командующего округом. Алексею даже в голову не могло прийти, что Центральный Комитет может дать такое указание. И о командующем округом он до сих пор слышал только хорошее. Кретов до боли в сердце завидовал тем, кто, вспоминая дни Отечественной войны, рассказывал, как гвардейские дивизии под командованием этого опытного, поседевшего в боях полководца гнали фашистов с полей Белоруссии, стирали в порошок неприступные форты Кенигсберга, штурмовали пылающий Берлин. А ведь полковник Миленький говорил, что командующий сам звонил ему и потребовал освобождения молодого пособника бандитов на поруки. Как увязать это беспринципное требование с образом закаленного большевика-полководца?
— Ты что, Алеша, не заболел ли? — участливо спросил Голубкин Кретова, когда тот вошел в его кабинет. — Не ко времени это. Сегодня болеть нельзя.
— Я здоров, Иван Федорович, — хмуро ответил Кретов и, переходя на официальный тон, выпрямился, опустил руки по швам и доложил:
— Товарищ полковник! Мною только что получено приказание освободить арестованного Константина Гурина под поручительство его матери!
— Что-о-о? — удивился Голубкин. — Кто это додумался?
— Приказание мною получено от полковника Миленького.
— Та-а-к, — сдержанно протянул Голубкин, и лицо его сразу потемнело. А Кретов и молча наблюдавший за этой сценой Кариев знали, что такая подчеркнутая сдержанность является признаком чрезвычайного раздражения полковника. — Садись, Алеша, рассказывай, как дело было, — закончил Иван Федорович после короткой паузы.
Выслушав Кретова, Голубкин принял решение.
— Майор Кретов, — официальным тоном сказам он, — приказание временно исполняющего обязанности начальника управления полковника Миленького не выполняйте. Если он будет настаивать на своем приказании, сошлитесь на меня.
— Слушаюсь, — оживился Кретов.
— А теперь к делу, друзья, — сказал полковник. — С этого дня необходимо установить постоянное наблюдение за квартирой Караулова и за ним самим. Сегодня же мы должны арестовать всех известных нам сообщников Каракурта. Такое же наблюдение установить за домом Калерии Осинкиной. Маджид, — обратился Иван Федорович к Кариеву, — за тобой мотоциклетчики. Валерия Тайжетдинова пока не трогай. Он и так никуда не денется и ни с кем увидеться не сможет. Возьми пока Серафима Тропинина и Генку. Если на первых допросах они назовут новых сообщников, арестуйте и тех. Смотри, чтобы они не разговаривали между собою, даже не видели друг друга после ареста. Понял?
— Так точно! Понял! Все понял, товарищ полковник.
— А тебе, Алеша, задача — взять Косого, — сказал Голубкин Кретову. — Будь осторожен. Этот злей и опытней Жорки Мухаммедова. К тому же он выученик Каракурта. Во всяком случае, последний срок Косой в одном лагере с Каракуртом сидел. На допросе он сразу не разговорится. Каждый факт через очную ставку выжимать придется. Но я к этому времени вернусь.
— Разве вы не с нами? — удивился Кариев.
— Нет. Я в министерство, а затем, возможно, и в Цека. Так, говоришь, по словам полковника Миленького, к нему звонил сам командующий и один из руководящих работников Цека, и все насчет Константина Гурина? — с саркастической улыбкой переспросил Кретова Голубкин.
— Да. Полковник Миленький сказал именно так, — подтвердил Кретов.
— Ну, значит, не миновать в министерство ехать, — вздохнул Иван Федорович. — А вы действуйте, друзья. Чтоб к моему возвращению все было сделано.
Полковник Миленький, страшно недовольный, шагал по просторному кабинету начальника управления. Мягкий ковер, застилавший почти весь пол кабинета, заглушал тяжелый шаг полковника, и это еще более раздражало его. Миленькому хотелось затопать так, чтобы грохот пошел по всем коридорам управления, хотелось крикнуть так, чтобы все нижестоящие забегали, торопливо и ревностно выполняя его приказания. Но полковник Миленький не кричал и не топал. Он только сердито шагал по ковру и опасливо косился на телефон. Вот-вот может раздаться звонок, и слезливый голос Анны Павловны спросит, что сделали с ее Костюнчиком, спросит, когда полковник Миленький выполнит свое обещание и вернет матери ее ребенка. А между тем полковник Миленький не мог бы ничего ответить Анне Павловне. Приказание об освобождении Костюнчика им отдано, а вот выполнено ли оно? Полковник уже несколько раз звонил Кретову, но телефон майора загадочно молчал. Несколько раз звонил полковник дежурному по управлению, приказывая вызвать к себе майора Кретова, но каждый раз слышал в ответ:
— Товарищ полковник, майор Кретов выехал на операцию.
Агафоклу Семеновичу очень не хотелось звонить полковнику Голубкину. Несмотря на равенство в служебном положении и звании, полковник Миленький побаивался этого, как ему казалось, сурового и неразговорчивого человека. И все же, отчаявшись дождаться возвращения с операции майора Кретова, — стоявшие в кабинете часы давно уже отзвонили заветные шесть ударов, — Агафокл Семенович спросил дежурного, где сейчас находится начальник уголовного розыска. В ответ прозвучало неутешительное:
— Полковник Голубкин на операции. Они с майором Кретовым выехали почти одновременно.
Агафокл Семенович раздраженно бросил трубку телефона и несколько минут сидел, уставясь злыми глазами в массивный письменный прибор из старинной бронзы, стоявший на столе комиссара. Да что они, смеются, что ли, над ним, полковником Миленьким, все эти зазнайки из уголовного розыска? Исполняющий обязанности начальника управления, человек, которому сам комиссар доверил замещать себя, не может вызвать нужного ему подчиненного. Ну и порядочки, черт бы их драл!
Вдруг нерешительно, почти робко, звякнул телефон. Словно и он испугался гнева Агафокла Семеновича. Полковник снял трубку и величественно буркнул в нее что-то среднее между «алло» и «гм-м!» Но сразу же лицо Агафокла Семеновича передернулось, как от зубной боли. В трубке он услышал голос Анны Павловны.
— Не волнуйтесь, драгоценнейшая Анна Павловна, — предупреждая поток слезливых просьб, подчеркнуто бодрым голосом заговорил Агафокл Семенович, — все в порядке! К сожалению, у нас создалась напряженная обстановка, все работники в разгоне и просто технически некому выполнить процедуру освобождения на поруки. Не волнуйтесь и ждите, не отходя от телефона. Вам скоро позвонят!