Такой смешной Король! Повесть первая: Король

Леви Ахто

А над городом Журавлей ежедневно кружились в небе «храбрые сталинские орлы» — маленькие тупоносые самолеты, за которыми Король, Валдур и Свей наблюдали с Каменного моста.

В доме на углу Большой Портовой и Закатной жизнь кипела в напряженном трудовом ритме: в столярной мастерской, которую справедливо можно было назвать мебельным цехом, Алфред принимал заказы и демонстрировал свои образцы, стругал, пилил, красил, полировал, свистел, пел, играл на аккордеоне самому себе, на гитаре — тому, кому сделал гитару, на мандолине — тому, кому изготовил мандолину. Заказывали мебель и разное другое гражданские и военные. Военные, само собой разумеется,

русские офицеры. Особенно много заказывал Алфреду офицер, которого Хелли называла господин Чуть-Чуть. Он-то сам говорил, что не господин вовсе, а называть его следует селтсимеез, то есть товарищ. Но Алфред не был офицером, в армии он дослужился до чина фельдфебеля, в гражданской жизни — столяр, поэтому считал, что не годится ему к майору обращаться как к равному. А между собой называли его Чуть-Чуть.

Этот длинный офицер, заказывая мебель, например столы, просил их делать чуть-чуть повыше, потому что сам он был длинный, и он показывал Алфреду рукою, на сколько именно нужно выше: «Чуть-чуть».

Чуть-Чуть заказывал Алфреду много мебели, любил много рассказывать и расспрашивать. Но когда люди говорят преимущественно руками, то есть разводят ими — дескать, не понимаю, то многого не расскажешь. Платил Чуть-Чуть не торгуясь. Тайдеман это объяснил тем, что:

— У него карбованцев… Им их мешками дают. А их карбованец ходит здесь наравне с нашей кроной, которая на самом деле стоит в десять раз дороже, вот они теперь на свои бумажки и хватают не разбираясь.

В прачечной-кухне рядом со столяркой кипела работа у Хелли Мартенс, в двух котлах кипятились солдатские портянки, рубашки и кальсоны, наволочки и простыни. Все это привозили солдаты на повозках, запряженных лошадьми, или на маленьких грузовичках, а Король вертелся рядом, пытаясь наладить контакт с марсианами, и принюхивался к запахам бензина, кожи, махорки, навоза.

Все было ужасно интересно.

Король подружился с толстым солдатом, который часто привозил белье на маленьком грузовичке. Королю нравился и сам этот веселый солдат, и его машина. Имя солдата звучало для слуха Его Величества непривычно: Поликарп. Король сократил это трудное имя, произнося лишь вторую его часть, то есть Карп, что означало на употребляемом на острове языке вполне понятный предмет — коробку.

Он так и называл толстого солдата. Солдат не столько был толст, как широк.

Карп всегда радушно отзывался. Он так же, как Алфреду Чуть-Чуть, всегда много всякого-разного рассказывал Королю и тоже что-то показывал большими руками. На одной его руке, на тыльной стороне, Король заметил татуировку, но он тогда еще не знал, что такое татуировка: ему никто из советников такое явление еще не объяснил. На руке солдата была нарисована голая тетя с рыбьим хвостом. Король даже пытался выяснить, почему не смывается эта рыба, когда Карп моет руки, или он совсем их не моет?..

Хотя Король и слушал рассказы Карпа предельно заинтересованно, не понимал ничего, как и тот, в свою очередь, не понимал многого из того, что ему из своей жизни рассказывал Король. Но Карп Короля понимал больше, потому что прожил дольше.

У Карпа были синие веселые глаза, большой рот, широкий нос и толстые губы, светлые густые короткие волосы стояли торчком. Он был похож на негра, которого Король видел в журнале на чердаке хутора Сааре. Так что, подумал Король, если бы негр был белый, то был бы похож на Карпа.

Королю очень нравилось, когда Карп рассказывал ему то, что он не понимал, —

нравилась речь Карпа, когда слова чередовались быстрыми шипящими или рокочущими звуками, которые то и дело прерывались громким раскатистым хохотом рассказчика. Карп смеялся так вкусно, так широко открывал большой рот, точно бегемот, что и Королю хотелось тоже рассмеяться. Король-то не понимал, чему смеется, но все равно. И они вместе заливались, как два колокола, один «бил» низким басом, другой тонко звенящим дискантом.

Королю нравилось общаться с Карпом и обращался он к нему:

— Мой белый Негр.

В этом и нет ничего удивительного, короли везде на земле всегда любили солдат. Любили они солдат каждый на свой лад, но в любом случае солдатам любовь королей ничего хорошего никогда не сулила, потому что короли любили и войну. Люксембургский Король войну любил, разумеется, лишь потому, что ее не знал. Он в том же журнале на чердаке с портретами русского царя и картинкой негра видел также картинку с солдатами где-то в атаке у Севастополя.

Он, конечно, знал, что солдаты — храбрые люди, совершают подвиги, а поскольку Король был абсолютно храбрым человеком, он должен был любить войну, так же и Свен с Валдуром — они обожали воевать. А чтобы воевать, необходимо иметь оружие. Этот факт сам по себе уже достаточная причина, почему в мире никогда не кончаются войны: чтобы воевать, нужно оружие, а, следовательно, тем, кто делает оружие, нужно, в свою очередь, чтобы воевали. Король, конечно, не ломал над этим вопросом голову, потому что ни один советник ему эту сторону войны не освещал. Пока же ему, как другим королям, было необходимо иметь оружие, а приличного оружия у него не было.

У Свена и Валдура были сабли и револьверы, купленные в магазине. Королю Алфред вместо револьвера увы, купил в магазине… лобзики.

Король сам для себя изготовил кое-что, но выглядело это, конечно, несовершенно, даже немного убого, если по-честному. Поэтому-то и засмеялся от души Карп, когда в очередной раз привез белье и увидел Короля, расхаживающего с гордым видом со своим самодельным оружием. Карп не стал критиковать королевское вооружение. Он молча помог Хелли Мартенс внести тюки с бельем в кухню, помог ей также растопить котлы и завел речь о том, как, должно быть, нелегко одной выстирать столько белья — прокипятить, прополоскать, выкрутить, что это, в сущности, мужская работа. Но Хелли Мартенс понимала по-русски даже меньше, чем, скажем, Король, и уже хотела было побежать за соседкой, которая по-русски свободно говорила, поскольку они, соседи, родом с Украины, но в этом не было нужды: Карп, нашедший сухую доску, уже вырезал карманным ножом из нее что-то. Так Хелли и не удалось объяснить, как она приняла себе в помощницы за еду и плату младшую сестру Алфреда Сесси, а она, проработав недели две, сочла эту работу недостойной для себя, честной крестьянки, а воздух города Журавлей — вредным для здоровья.

А воздух действительно городской. Каждый согласится, что в городе, в котором пять тысяч населения, мясокомбинат, мельница, несколько магазинов, три автомобиля и два десятка лошадей, уйма собак и кошек, а можжевеловый лес аж за два километра за чертой города… каждый согласится, что воздух этот не может сравниться с воздухом, скажем, деревни Звенинога. Опять же эти уборные и золотари… Даже Алфред уже через две недели после их переезда в город сказал однажды в конце недели Хелли:

— Надо отвезти ребенка на хутор подышать чистым воздухом.