Талант есть чудо неслучайное
Шрифт:
резонером, а был художником-психологом. Любая схема убивает литературу— точно
так же, как если плохой учитель будет пересказывать самые высокие идеи суконным
языком, то дети в ответ на суконный будут тайно показывать ему свой — живой,
мокрый, насмехающийся. У хорошего учителя никогда не бывает запретных вопросов,
иначе дети, видя, как он увиливает и покрикивает, перестанут спрашивать. А ведь
ничто не опасно так, как насильст
163
пенно загнанный
запретным спекулятивный ПОДХОД к темам, но не должно быть запретных тем. Иначе
читатели перестанут доверять литературе. Факты \ молчания в литературе тех или иных
кусков нашей Истории или освещение этих фактов под тем или иным углом, в
зависимости от конъюнктуры на сегодняшний момент, чревато последствиями, ибо
литература — это эмоциональная информация и недостаточно информированный»или
дезинформированный читатель — это неполноценный член общества.
К счастью, у нас самый лучший читатель в мире, и это тоже одно из величайших
завоеваний социализма.
Наш читатель умеет отделить подлинно талантливое от серого, настоящий яркий
гротеск — от злобного паск-iiii.ih, подлинную лирику — от ее карамельного суррога-ia,
высокую гражданственность — от суетной политической спекуляции.
II, да проспи меня критики, наш читатель часто превосходит их споим вкусом и
обладает большей дальнозоркостью, чем профессиональные литературоведы. О in
которых поэтах критики писали, что их популярность— это мода и больше ничего и
что пройдет год-ДругоЙ и их позабудут. Но что-то с той поры уже про-iiiЛО
пятнадцать, а так называемая мода все не проходит.
И не нора ли честно признаться этим критикам, что казавшееся когда-то модой, на
поверку оказалось любовью и доверием читателей?
Я счастлив тем, что наше поколение, воспитанное строгой, но мудрой учительницей
— Великой Отечественной войной, выдвинуло разных, но уже утвердившихся в
сознании читателей мастеров литературы. Мы выросли in на пустом месте, и хотя
иногда и спорили и цапались со старшими поколениями нашей литературы, но in 11 да
учились у них, ибо пренебрежение опытом предшественников смерти подобно. В
литературе воздушных корней не бывает. Наши корни всегда должны глубоко уходить
В почву национальной культуры, и только, мо-Ш i быть, тогда наши ветви дотянутся до
берегов дальних стран.
313
Лично я как поэт не смог бы практически существовать без учебы у таких старших
моих товарищей, как Смеляков, Мартынов, Кирсанов, Антокольский, Луконин,
Слуцкий, Межиров, Винокуров. В этом — великий закон взаимосвязи поколений
литературы,
детей или хороших отцов и плохих детей, но проблемы ищущих, думающих отцов и
ищущих, думающих детей не существует.
И задача старшего поколения советской литературы, и задача моего поколения
одинакова — воспитание будущего. И это воспитание будущего есть наша Великая
Отечественная и Великая Всемирная война за справедливость, которая снова
возвышает нас ощущением причастности к истории.
Границы этой всемирной войны проходят не между народами, а между
конкретными людьми, и в одной армии борьбы за будущее — и южновьетнамские
патриоты в застенках Сайгона, и американские студенты перед Пентагоном, и
чилийские горняки, и партизаны Анголы, и гречанка Мелина Меркури, поющая песни
протеста, и испанские художники, устраивающие сидячую демонстрацию в зале, где
висят картины Гойи, и рабочие Будапешта и Варшавы, Бухареста, и мы, советские
писатели, собравшиеся на наш писательский съезд. Мы гордимся нашим языком,
нашей культурой, нашими традициями. Национальная гордость за наших великих
предтеч — классиков девятнадцатого века — никогда не имела ничего общего с
кичливостью и шапкозакидательством. Отдавая должное самородным талантам русско-
го народа, наши классики всегда восставали против социальной несправедливости,
поднимали свой набатный голос в защиту угнетенных. И именно классики
девятнадцатого века и явились духовными воспитателями целой плеяды
революционеров, среди которых был молодой Ленин. Творчество таких гениев, как
Пушкин, Лермонтов, Белинский, Некрасов, Толстой, служит подтверждением
исторической необходимости нашей революции.
Однако как-то странно мне было видеть фильм одного молодого, очень
талантливого режиссера нашего поколения, где идеализируются дворянские
гнездышки, где кйноглаз так ласкательно скользит по извивам ко
ЗН
миссионного мореного дуба и по фамильным бриллиантам, где нет ни угнетенных,
ни угнетателей, а есть чудесные помещики и сусальный образ России в виде
иейзаночки с венком из полевых цветов, прямо-таки заимствованный из
дореволюционного журнала «Нива».
Когда я смотрел этот фильм, все шпицрутены и батоги, которыми били эти добрые
помещики моих прадедов и дедов, воскресли в моей спине. И становится непонятным,
зачем в семнадцатом году какие-то бородатые мужики и грубые матросы вытряхнули
таких милых и симпатичных господ из их усадебок. Эта же тенденция проступает в