Талант есть чудо неслучайное
Шрифт:
настоящему, без налета спортме-щанства, существуют люди, при слове «футбол»
прене-] брежительно усмехающиеся. Увы, есть отдельные футболисты,
заслуживающие усмешки. О таких еще в двадцатые годы писал поэт Заболоцкий в
стихотворении Форвард Здесь форвард спит без головы... Спи, бещ ный форвард! Мы
живем». Несмотря на доныне существующих духовно спящих, безголовых бедных
форвардов, у нас есть мною настоящих художников футболе которые имеют право на
то,
уважением. Футбол обязательно должен оставаться игрой, но как великая игра актера
— это прежде всегв колоссальный труд, и большой футбол завоевал право открыто
считаться трудом — то есть делом чести, славы, доблести и геройства.
1974
СПРАВЕДЛИВОСТЬ ЗАВТРАКА
I Г оду в пятьдесят седьмом
мне позвонил Семен Исаакович Кирсанов:
Приехал Неруда... Я устраиваю в его честь кип Раздобыл по этому случаю
седло горного бара-па... Л Неруда обещал сделать какой-то замечательный коктейль...
Неруда, \о1я он был гостем, вел себя на этом вечере iK мни прпимный, ЛЮбеЗНЫЙ
ХОЗЯИН.
Когда он вошел, первым его вопросом было:
— Все есть для коктейля? Ага, есть джин, есть ли-моны... Фу, это сахарный песок, а
мне нужна сахарная ц\ фа... Можно ее достать? Лед слишком крупными Кусками — его
надо потолочь... Настоящий дайкири денется С крошенным льдом...
Он вообще любил угощать. Вся поэзия Неруды — это Приглашение к большому
столу, за которым все в тесню е. но не в обиде, где на крепком дереве, залосненном
локтями рабочих, моряков, поэтов, стоят его дышащие морем, землей, небом стихи. Его
поэзия воистину была справедливостью завтрака для всех, когда тлом нет обделенных.
Прежде всего Неруда любил людей, обладал редким 18ром неутолимого
любопытства к ним. Это любопыт-I ГВО не было узкопрофессиональным,
недолговременным мооонытством портретиста или фотографа-хроникера, которые так
и сяк прыгают вокруг человеческого лица, стараясь схватить его самые выразительные
черты, но, запечатлев, мгновенно забывают.
195
Человеческие лица входили внутрь самого Неруды, оставались навсегда не только в
его поэзии, но и в его характере. Это было любопытство участия, любопытство
понимания цены каждой человеческой жизни как чего-то неповторимого, что может
кануть в Лету и раствориться в ней безвозвратно. Неруда потому понимал цену жизни,
что никогда не забывал о незримом присутствии смерти, которая через день, а может
быть, через мгновение выхватит того человека, который сейчас с тобой разговаривает.
Он потому так любил
исчезновения, если люди слишком легкомысленно и жестоко заиграются с ней.
Поэзия Неруды буквально набита усаженными им за стол завтрака справедливости
людьми. Это его отец, пропахший паровозным дымом, его нежная мачеха, его дядя, в
стакане которого, как бабочка, трепыхается молодое вино, это его любимая Матильда,
чилийские шахтеры, крестьяне, бойцы интербригады в Испании, древние инки,
несчастный разбойник Хоакин Мурьета и многие, многие другие. Поэзия Пабло
Неруды похожа па монументальную скульптурно-живописную композицию Сикейроса
«Марш человечества» с той разницей, что в гигантской мозаике лиц и характеров
Неруда умел находить для каждого лица не просто символическое решение, но и
нежные акварельные краски. Все стихи Неруды вместе — это соединение
величественного мону-ментализма с акварельной тонкостью.
Перед столом завтрака справедливости, который сразу становился судейским
столом, Неруда ставил обвиняемые им зловещие фигуры диктаторов, угнетателей и их
политических лакеев. Неруда был добрейшим хозяином для тех, кто был достоин
справедливости завтрака, но непримиримым к тем, кто хотел бы отобрать этот завтрак
у достойных его. Гнев к негодяям всегда был признаком любви к ближним. Если бы на
земле все было идеально, конечно, не задача поэта политическая борьба. Но пока
существует несправедливость, большой поэт не вправе пытаться встать над схваткой, а
обязан быть внутри нее, защищая первозданную духовную ценность человека.
Сила поэзии Неруды еще и в том, что, всю жизнь занимаясь политической борьбой,
он не ослабил этим
195
свое чувственное восприятие мира, не перешел от масла н акварели к грубоватой
плакатности. Если ему это было надо, он писал и призывные плакаты, и карикатуры, но
тут же снова брался за натюрморты, пейзажи, портреты, эпические полотна и никогда
не терял квалификации мастера.
Неруда ненавидел все, что есть смерть физическая и смерть духовная, и любил все,
что есть жизнь живая. В этом простая и мудрая двуединость философии Неруды.
Философия Неруды не ущемлена каким-либо комплексом — она гармонична,
полнокровна. Его по-фламандски сочные оды «Яблоку», «Лодке», «Скатерти» и другие,
нежные стихи о птицах Чили сочетались в нем с постоянным подсмеиванием над
странной птицей Пабло, хрустальное целомудрие сочеталось с высокой классической