Талая вода
Шрифт:
На обратном пути у них от мороза не завелась «девятка», и пока нагревались свечи зажигания, Матвей успел сообщить, что любит итальянскую пиццу с базиликом и не ест мяса. То же самое Юля сказала о себе. Через некоторое время они выяснили, что оба ни черта не понимают в музыке, но отдают предпочтение испанской гитаре. А когда ехали обратно, Юля рассказала, как в детстве нашла альбом с картинами Ван Гога и плакала, не выдержав вдруг охвативших ее эмоций. Резко затормозив, Матвей остановил машину и с изумлением взглянул на нее:
– Это была книга в черно-белой суперобложке? – спросил он, – Небольшая? Отпечатана в ленинградской типографии?
– Видимо да, – Юля улыбнулась. – Тогда печатали не так много альбомов с картинами Ван Гога. У тебя тоже была такая?
Они не заметили, как перешли на ты.
– Более того, я тоже плакал, когда впервые увидел те картины! Мне было тогда лет восемь, может десять…
– Вот как бывает, – задумчиво произнесла Юля.
– Вот как бывает, – повторил он.
Заснеженное шоссе извилисто убегало в темноту, по краям у кюветов тускло мерцали льдинки, где-то вдали тихо шуршали полозья саней Деда Мороза, приближался Миллениум. Юля и Матвей говорили и говорили, и казалось, что столько еще всего надо сказать друг другу, только бы хватило времени! Только бы хватило дороги! Но, разумеется, когда они расстались, Юля так и не успела рассказать всего, что казалось ей важным и интересным. Неужели она нашла своего идеального собеседника, с которым всегда есть о чем поговорить, и главное – о чем помолчать?
Вечером тридцатого декабря Юля и ее соседки решили устроить квартирную вечеринку, чтобы отметить встречу наступающего нового года вместе. Утром Сашка улетала в Египет, а Мила уезжала в Вологду. Юля же шла на работу, а потом – на вокзал.
Сашка пришла с Евгением, солидным мужчиной, владельцем автозаправок, одетым в шерстяной пиджак и почему-то джинсы и кепку. Он то и дело приглаживал тоненькие усики, с сомнением поглядывал на нарядных Юлю и Милу, а в остальное время осматривал более чем скромную обстановку квартиры и приговаривал:
– Да, бедненько тут у вас, бедненько…
Милу это невероятно раздражало, и она то и дело пускалась в беспочвенные споры, пытаясь хоть как-то сбить спесь с нового знакомого, а Сашка бросалась грудью на амбразуру, появляясь между ними, то с жареной курицей, то с салатом «Оливье».
– Вообще, все это приготовила Мила, надо отдать должное, – с набитым ртом произнесла она. – Так что, ты Женечка, на нее не нападай. Мила у нас умница и хозяюшка!
Жених Милы – Кирилл, высокий и такой худой, что кожа на его лице слишком обтягивала скулы, казался Юле интересным мужчиной: он напоминал портреты работы Тулуза-Лотрека. Хотя, нужны ли такие скулы в реальной жизни – об этом стоило подумать отдельно! Кирилл молча поглощал курицу и бутерброды, не проронив за все время ни слова. Юля и Сашка почти благоговели перед его выдержкой.
Когда вино, принесенное Юлей с работы, – подарок клиента, было выпито, а торт – кулинарный шедевр Милы, – съеден, воцарилась тишина, нарушаемая лишь музыкой, которую включила Сашка – для романтики.
– Тихий ангел пролетел, – улыбнулась Мила.
– У нас говорят – мент родился, – добавил Евгений.
– Раз уж настала пауза, предлагаю проводить Старый год! – Сашка поднялась с бокалом, на дне которого багровели последние капли «Бордо». – Мы сегодня ночью уже едем в аэропорт, времени другого не будет! Что я хочу сказать. Этот год был непростым. Год учителя начальной школы и не может быть простым. Но начались каникулы – и это прекрасно! Страна наконец проводила старого президента – тоже прекрасно! Я познакомилась с Женечкой, совсем правда недавно, но и это замечательно. Все живы, никто не умер. Надвигается новое тысячелетие! Ура!
Она звонко чокнулась со всеми, сделала глоток, схватила стоявшую на столе длинную зажженную свечу и протянула ее Евгению.
– Давайте, все по очереди! Женечка, твой черед!
– Ну… Я не мастер говорить, – он отмахнулся, деланно и смущенно, – Я квартиру купил, вот ремонт заканчиваю. И бизнес вроде пошел. Сейчас другие времена – хочешь бизнес строить, строй! Никто не мешает! Ни мафия, ни враги народа. За границу, в Египет вот еду, в первый раз. С женой развожусь. Тоже дело, когда понимаешь, что не пошло, не созданы вы быть вместе. Что еще сказать, не знаю… Ну и вас всех узнал, рад знакомству! Сашенька! Твое здоровье!
Он снова стукнул рюмкой по ее уже опустевшему бокалу. И торопливо передал свечу Кириллу.
– За нас Мила скажет, она умная, – пробормотал тот, Мила чмокнула его в макушку, забрала свечу, поправила кружевное жабо на блузке, потом выбившийся из высокой прически локон, подперла ладонью раскрасневшуюся щеку и задумалась.
– Да что я могу сказать… Это же надо, новое тысячелетие! Это же раз в десять поколений – и то не бывает. А нам выпало такое. Нарочно не придумаешь! Уже радостно! И если подумать, сколько всего было! И войны, и катастрофы, эпидемии чумы, холеры, да чего только не было! Инквизиция, эпоха Возрождения. И Пушкин жил, и Ленин. И мир изменился. Ведь все было иным. И люди не знали ни автомобилей, ни поездов. Топили печи, не имели канализации, телевизора не было, телефона тоже. Да и электричества. Ничего не имели. А как-то жили. А теперь мы живем. И в нашей жизни сколько уже всего переменилось! Вспомните, были октябрятами-пионерами. Светлое будущее мечтали строить. Потом мечтали в Америку уехать. Или вон, как Надька, сестрица Юлечки, в Германию. А теперь все хотят работать, карьеру хотят и машину. И Новый год встречать не дома, а под пальмой! Я думаю, а что будет, когда и это тысячелетие пройдет? Все ведь проходит однажды… Каким тогда будет мир? Вот и предлагаю тост: чтобы новое тысячелетие было лучше предыдущего, чтобы, когда оно закончится, мир был красивым-красивым! Добрым-добрым! И все были счастливы!
– Ура! – крикнула Сашка и бросилась обнимать Милу. – Какая ж ты молодец, лучший тост!
– Да брось, еще Юля не говорила, она у нас – человек искусства, самая образованная, куда уж мне. Давай, скажи нам, как жить, чего ждать и кто виноват! Какой она была для тебя, эта тысяча лет?
Мила протянула Юле свечу, та взяла ее, задумчиво глядя куда-то, словно не понимая, что это за предмет и почему его ей вручили. Она машинально сжала подсвечник, помолчала, потом подняла удивленные глаза на подруг.
– Ну, речь говори! – подсказала Сашка. – Мы все сказали, ты еще не говорила. Каким этот год, этот век, был для тебя? Милочка, слышала, какую оду сочинила! Говори же!
– А я нашла свою любовь, – как-то очень по-простому сказала Юля, словно речь шла о чем-то незначительном. Для присутствовавших осталось загадкой, хотела ли она добавить что-то еще и просто смутилась, или вовсе не планировала продолжать, но она вдруг замолчала и так и застыла, пока Мила не разжала ей пальцы и не забрала подсвечник.
Евгений кашлянул, казалось, он говорил: тоже мне, удивила! Кирилл поднял брови, но ничего не сказал, а вот в глазах подруг вспыхнуло оживление.
– Ну-ка, ну-ка! – Сашка подсела к Юле и повернула подругу к себе, взяв ее ладони в свои. – Сейчас ты мне все расскажешь. Кто он? Откуда?
– Клиент, – Юля улыбнулась. – Умный, красивый. Хорошо разбирается в искусстве. И мы очень похожи! Одинаково думаем. Одинаково говорим. Он идеальный. Даже не могу найти ни одного недостатка!
– Идеальных нет, – вздохнула Мила, – Все мы с недостатками.