Талиесин
Шрифт:
— Почему не сейчас? Все происходит в свое время.
— Да, но именно сегодня?
— Почему бы нет?
— Начало чего? — спросил Талиесин. — О чем ты? О Темном времени? — Он слышал это название от друида, хотя плохо понимал, что оно означает.
Хафган взглянул на мальчика.
— Да, — сказал он. — Если я правильно читаю знамения, близится время, когда миру предстоят трудные родовые схватки. Будут бури и мощные разрывы, сдвинутся корни гор и старые основания содрогнутся. Одни империи падут, Талиесин, другие империи восстанут.
— И чем это кончится?
Хафган спрятал
— Это мы все и хотели бы знать, — сказал он. — А теперь иди домой, мать, наверное, уже гадает, куда ты запропастился.
Талиесин неохотно повернулся.
— Когда разберешься, обязательно скажи мне.
— Скажу, Талиесин.
Мальчик побрел, волоча ноги, но тут радость снова взяла верх, он перепрыгнул через пенек и вприпрыжку побежал к дому.
— Смотри за ним, Блез, — сказал Хафган. — Подобный ему родится нескоро. Однако, как ни велика будет его слава…
— …за ним придет еще более великий. Знаю. Ты много раз говорил.
Друид круто повернулся к филиду.
— Тебя утомляет моя бессмысленная болтовня?
Блез ухмыльнулся.
— Ничего, пока терплю.
— Может, тебе лучше отправиться к Индегу в Баддон Корс — говорят, он процветает. Учит необузданных сынков одного богача. Ты сможешь устроиться не хуже.
— Мне хватает одного необузданного сынка и его вспыльчивого друида.
Хафган оперся юноше на плечо, и они пошли к каеру.
— Ты правильно выбрал, Блез. И все же, знаю, порой тебе должно казаться, что ты застрял один-одинешенек на самом краю мира и ждешь, а жизнь идет где-то еще.
— Ну и пусть.
— Ты мог бы путешествовать, как я тебе говорил. Мог бы посетить Галлию или Арморику. Время еще есть. Я сумел бы какое-то время без тебя обойтись.
— Я вправду не скучаю здесь, Хафган, — сказал Блез. — Я доволен. Знаю, то, что мы делаем здесь, важно. Верю, что это так.
— И вера твоя будет вознаграждена десятикратно, стократно! — Друид остановился и медленно обернулся. — Взгляни окрест! — сказал он, глядя серыми глазами сквозь окружающую местность, как сквозь окошко в иной мир. — Мы — в центре. Это… — Он взмахнул посохом, описав перед лицом дугу, — средоточие. Мир этого не знает, может быть, никогда не узнает. Однако оно — здесь. Здесь решится будущее. Все, что отныне свершится, свершится благодаря нам. И мы с тобою, Блез, — повивальные бабки новой эпохи. Подумай об этом!
Он круто повернулся к Блезу, лицо его светилось, озаренное неземным видением.
— Важно, говоришь? Да! Многажды важнее, чем кто-либо из живущих догадывается, важнее даже, чем я или ты в силах вообразить. Нас позабудут, но наши безмолвные тени протянутся сквозь грядущие века.
— Ты говоришь о тенях, Хафган.
— В эпоху Света все, что было дотоле, покажется лишь тенью.
Талиесин вскарабкался на глыбу, с которой было видно обе дороги — вдоль морского обрыва и из леса к каеру. Отец мог приехать по любой. Еще четверо мальчишек вместе с ним шумно несли дозор, скакали с валуна на валун, состязались, кто дальше бросит камешек. День выдался спокойный и ясный, но с запада наползали тучи, низкие и темные, набрякшие
Наблюдая за облаками и размышляя о недавних словах Хафгана, мальчик почувствовал, что сознание его устремляется прочь, как птица из клетки. Он не стал противиться новому ощущению. Это походило на полет. Он встал на цыпочки. Воздух дрожал, как в полуденный зной. Талиесин по-прежнему видел играющих рядом мальчиков, слышал их беспечную болтовню, но очертания их слегка плыли, а голоса доносились словно издалека. В уши его ворвался рокочущий гул, подобный грохоту бьющихся о берег волн.
Он посмотрел на запад, на сгущающиеся тучи. Вода блестела, как намасленная, а дальше, на самом горизонте, Талиесин различил остров. Он лучился и сиял, словно самоцвет или хрусталь, и был почти таким же прозрачным — Стеклянный остров.
Лучи света, бьющие из центрального пика, ударили в глаза, как копья, пронзили тело, прожгли костяк. Он почувствовал себя хрупким, словно вот-вот разлетится на куски.
Рев нарастал. Теперь Талиесин различал множество голосов. Они кричали хором:
— Рушится! Все рушится! Боги низринуты с высот, и мы умираем. Мы умираем! Все гибнет… гибнет… гибнет…
Ветер унес слова. Талиесин взглянул: Стеклянный остров таял, медленно растворялся, словно пар в воздухе. Наконец он пропал совсем. Талиесин стоял на обрыве, дрожа, голова его раскалывалась, над ухом кричали друзья.
— Талиесин! — звал один из мальчишек постарше. — Что случилось? Талиесин! Быстрее, сбегайте кто-нибудь за его мамкой!
Талиесин потряс головой и медленно оглядел сгрудившихся вокруг ребят.
— Ничего… все в порядке.
— Мы думали, у тебя припадок, — сказал другой мальчик. — Ты говорил, будто что-то видишь. Что это было?
Талиесин вновь посмотрел на море: горизонт был чист.
— Мне вроде как что-то там почудилось.
Мальчишки, вытянув шеи, стали смотреть на море, и Талиесин осознал, что они не понимают, а может, и никогда не поймут.
— Все, уже пропало. Ничего особенного.
— Может быть, ладья, — предположил кто-то из ребят помладше, со страхом вглядываясь в морской простор.
— Ладья, — отвечал Талиесин. — Да, может быть, это лишь ладья.
Мальчишкам явно было не по себе.
— Я проголодался, — сказал один. — Пойду-ка домой.
— И я, — поддержал его другой.
— Мне надо свиней покормить, — вспомнил третий.
— Ну и валите, — сказал самый старший, Турл, — а я подожду батю. Верно, Талиесин? Мы с Талиесином будем ждать хоть всю ночь напролет.
Остальные, прыгая через валуны, побежали вниз, в лощину, отделявшую их от холма, на котором стоял каер. Мальчики сели на камень и стали смотреть, как солнце склоняется к западу.
— Я скоро отправлюсь в Талибонт, — объявил Турл. — Там мой дядька живет, он будет учить меня воинскому ремеслу. Поживу у него, пока не подрасту, а потом буду вместе с отцом нести дозор у Вала. — Он взглянул на молча сидящего рядом Талиесина. — А ты?
Талиесин пожал плечами.
— Думаю, я останусь здесь. — Он ни разу не слышал, чтобы на его счет строили другие планы, во всяком случае, в его присутствии. — Так или иначе, я бы хотел остаться с Хафганом.