Там алеет заря
Шрифт:
— У нас ещё ничего, снегов было по весне много, — заметил привалившийся к стволу сосны средних лет Федор, — вот к нам на той неделе в Челябу на завод купчина из Царицина приезжал за своим заказом. Страсти нашим инженерам рассказывал. У них тама степи, лесов почти нет. Дык зимой, говаривал, снега совсем мало было. И дождей по весне почти не было. На Волге опять же паводок низкий был. А сейчас жара которую неделю стоит. Сказывал, урожай на корню высохнуть может. Боится, что в полях не соберутся и того, что посеяли.
— М-да…, беда! — протянуло сразу двое из компании.
— Не дай Бог, опять неурожай, как в 97-м, — заметил Егор.
Присутствующие дружно перекрестились.
— Или
— Тьфу на тебя, Семен! Вечно ты, как ворона, каркаешь! — отмахнулся Никодим. — Не попустит Господь Бог такого. Ты элеваторы княжьи огромадные в Челябе видел? Дык вот свояк говаривал, что наполовину полные они стоят. Да и мы не степях царицынских.
— Дык то наполовину…, — протянул несогласно Семен.
— Да где ж ты такое у обычных купчин видывал? — вскинулся Никодим. — Чтоб в начале лета у них амбары хотя бы четверть заполненные зерном были. Да они по осени обычно не менее половины зерна спускают на продажу за границу. А ещё есть магазины казенные. Здесь то они в основном хлебушек переселенцам в Сибирь отпускают. Но уж точно не пустыми стоят. Народ со всей России за долей лучшей в те края потянулся. Тяжко, конечно, им будет на новом месте обживаться, но и наделы им немалые за Камнем дают. По 15 десятин. Не менее.
— Это, да, — согласно кивнул Егор.
И снова воцарилось молчание, нарушаемое только прихлебыванием пива, да движением жующих рыбку челюстей.
Впрочем продолжалась оно недолго. К размягшей от жары и пива компании присоединилась наконец вылезшая из воды троица пышущих здоровьем и бодростью молодых.
— Вы б, дядьки, сходили макнуться, — заметил один из вернувшихся, — водичка чудо как хороша!
— Не, неохота… — промычал один из пожилых.
— Микола, а пошли! — Семен принялся скидывать штаны.
— А пошли, — согласился Микола.
Они наперегонки скатились с откоса и с разбега ринулись с прохладную синь озёра.
— Ух, здорово! Мужики, давай сюда!
Млевшая в соснах компания засомневалась и потихоньку начала редеть. А количество плескавшихся в озере довольно быстро увеличилось.
Через четверть часа последний из плескавшихся вылез на берег. Компания блаженно развалилась на облюбованном месте. Часть опять потянулась с кружками за пивом.
— На обед пойдём? — нехотя спросил Никодим.
— А ну его…, — без всякого энтузиазма ответил Егор, — пока полверсты дотащимся по жаре, последний аппетит пропадает. А апосля обратно переться. — Заглянув в бидон, он констатировал, — Тут ещё половина. Придётся потом в озере охлаждать.
— Ну можно его и сейчас в вон те камыши сунуть, — предложил молодой Колян.
— Ага, на том мелководье водичка разве что не горячая, — отрезал Никодим. — Хотите, идите. Вам, молодым, десяток верст не крюк. В столовке кормят как на убой. Вечером доберем.
Молодежь, посомневавшись, от честной компании решила не откалываться.
— Слышь, Колян, — обратился Семен, — а что это от вас из Каслей к нам на завод выделку всяких фигурных оград и прочих красивостей передали? Мы не в претензии, оно даже хорошо по нынешним временам, да только странно как-то. Это ж ваша работа завсегда была. Каслинская.
— А! — махнул рукой Колян. — Наши теперича всякие хитрые детали для двихателей льют. Да не как раньше в два-три приёма, а зараз. Я то при домне в основном, а народ учиться и в Москву ездил, а некоторых из мастеров так и вообще в германщину посылали. Да и германов на заводе недавно на заводе было немало. Щас то уже никого, почитай, не осталось. Тока те, что контракт на 5 годков подписали. Опять же гусенки эти массивные из марганцевого сплава. Но тока по первости. А потом, как, значица, завод в Челябинске пустили, так туда это дело и передали. Нам то это раз плюнуть, а челябинские не сразу приспособились. Ну да не хитрое дело. Вот с пальцами для тех гусенок, да, намучились. Уж больно хитро их выделывать надобно, чтоб они не ломались и не стирались быстро. Пришлось мудреные печки ставить для закалки. И то, раз на раз не приходится. Часть в переплавку обратно идёт.
— Да, времечко ныне не простое. Заказов стало мало, цены вообще низкие, ежели не на казну работаешь, — подтвердил Микола.
— А будет ещё худше, — заявил Никодим, — слыхивал я от в конторе, что в следующем годе казна вдвое меньше чугунок будет строить. Опять же паровозов и вагонов, значица, заказывать будут менее.
— Да ладно, дядька — вскинулся Матвей, — вы ж рельсов почти не выделаете. И казне их почти не ставите. Это вот нам с паровозами и вагонами трудно будет. Ну да и мы не пальцем деланные. С самого начала века придумок на заводе много. И все в металле. Цистерны разные, полувагоны хитрые самораздражающиеся, рехрижираторы, шоб значица мясо замороженное завсегда возить, а не токма по зиме… Нихто у нас в стране такого не делает. Токма мы одни. Хозяин даже на свой коломенский завод такие придумки, говорят, не отдал. Потому как не его полностью завод, а в пополаме с немчиком каким-то. Не, мужики, хозяин нас в обиду не даст. Вы округ гляньте! Другие хозяева народ народ десятками увольняют, да штрафами умучивают. Оттого и забастовки у них случаются. А мы вона где прохлаждаемся. И не сократили у нас никого. Разве что несколько десятков народа на другой новый завод отправили. Не, мужики, хозяин у нас добрый. Без работы и заработка не оставит. Хоть и ему нынче трудно. А рельсы…, да хрен бы с этими рельсами. Заместо их профили разные делаются. Для всяких механизмов хитрых. Вона у нас соседи в том месяце кран козловой какому-то порту отправили. И шо? Да такой кран на каждой станции крупной сгодится. Да что говорить… — он махнул рукой.
— Все то ты верно сказываешь, — отозвался Никодим, — да токма денег у народа мало стало. А многие купцы вообще в долгах по слухам сидят. Какая б хитрая и добрая механизма не была, а денюжек она немалых стоит. Кто-то твою механизму оплатить должон.
— Чо то ты какие-то неправильные речи ведешь, — вмешался молчаливый Серафим с Карабаша. Все тебе не так. Пряма как енти, сицилисты. Занесло к нам в городок двоих таких. Хрен его знает откуда. Речу толкали на площади. К самому то заводу посторожились прийтить. Послушали мы их, значит, послушали, а опосля и накостыляли им. А то ишь, удумали, смуту на рабочий народ наводить. Ыксплуататоры им, видите ли, не нравятся. А сами то в руки ничего тяжелее ложки похоже и не брали. Тьфу, не иначе как городские лоботрясы, которые токма языком мести и умеют. В общем, не понравилось им у нас, — с ехидцей продолжил Серафим, — ну дык мы их и не звали.
И опять на берегу в соснах воцарилось молчание. Мужики просто отдыхали.
3 июля 1901 года
Александр выплыл из забытья. Голова была какой-то чугунной. Он как и прежде лежал на кровати. Попытка повернуть голову вызвала ещё и головокружение с легким приступом тошноты. В кресле, свернувшись калачиком, прикорнула жена. Его НАДЯ! В комнате ощутимо пахло лекарствами. Ныли раненая нога и плечо.
— М-да, здорово меня долбануло! Контузия, хоть и не очень сильная. Расслабился, и вот результат. Это ж надо! Второй раз за год. Первый раз китайцы, второй раз какие-то уроды уже дома.